Гений - [60]

Стиркин почувствовал знакомый азарт смертельной опасности.

– К бою! – скомандовал он.

Отряд ощетинился дулами автоматов во все стороны.

Несправедливо, что мы, назвав командиров, совсем не упомянули этих людей, а ведь каждый из них по-своему примечателен.

Был здесь Петр Андрейченко, бывший рабочий рыбоконсервного заводика, разбомбленного вражескими снарядами, оставшийся без средств для прокормления семьи.

Был брат его Семен, тоже работавший на этом заводе, сгоряча уехавший с женой в Киев, распропагандированный там шурином Мыколой Садовничим и вступивший в «Правый сектор», но усомнившийся в правоте этого сектора и вернувшийся обратно, несмотря на протесты жены.

Был Иван Лодейник, совсем молодой, девятнадцатилетний, работавший таксистом от фирмы на отцовской машине; однажды сам Стиркин ездил с ним, похвалил Ивана за умелое вождение и ум, который тот выказал в короткой беседе, с той поры Иван стал одним из самых преданных сторонников Стиркина, уйдя к нему служить вместе с машиной.

Был Яша Громов, сосед Ивана, еще моложе его; Иван с детства был для Яши примером, авторитетом, защитником, Яша за него был на все готов и, конечно же, присоединился к Ивану сразу же, как только Иван присоединился к Стиркину.

Был Филимонов Сергей, россиянин, тридцатилетний отец двух малых детей, который отбыл срок на поселении за убийство по неосторожности, а потом завербовался повоевать и этим доказать, что он не какой-то там бытовой преступник, а человек с принципами.

Был земляк и друг Филимонова, Антон Сырбу, поругавшийся с любимой девушкой и сказавший, что, раз так, поедет к корешу Сереже сражаться за правду и там погибнет; ну и валяй, сказала девушка, не веря в это, а он взял, да и поехал, и воюет, зато девушка шлет ему каждый день призывные сообщения, но Антон держит марку, не возвращается.

Был там Мирон Левченко, пожилой бухгалтер; он всю жизнь был бухгалтером и умер бы бухгалтером, ненавидя свою участь и не видя возможности изменить ее, и тут грянули бои, и он однажды утром вместо того, чтобы пойти на работу, швырнул в угол портфель, оделся в простую и прочную одежду, в которой обычно ходил по грибы, обнял плачущую жену, велел беречь детей и внуков и решительно направился в штаб повстанцев, благо он располагался в соседнем доме.

Был Тормасов Юрий, диспетчер, человек чрезвычайной порядочности и горячности, вечно сердитый на других за то, что живут как попало; когда началась война, он ругательски ругал абсолютно все воюющие и конфликтующие стороны, но не усидел дома, решил принять участие, продолжая критиковать всех, включая Стиркина, за которого, однако, он готов положить голову, соблюдая установленный порядок воинской дисциплины и самоотверженности.

Был тезка Громова Яша по прозвищу «Одессит», о котором не знали, зачем он тут появился, в честь чего воюет и почему имеет такую кличку; Левченко, не раз ездивший в Одессу по аудиторским делам, после двух-трех вопросов понял, что Яша-Одессит в Одессе никогда не бывал, но зато все видели, что сам Стиркин иногда советуется с ним по каким-то вопросам.

Был Константин Недилюк, у которого на глазах шальной пулей убило жену, и он поклялся, что отомстит всем, кто в этом виноват, и воевал так мрачно, целеустремленно и жестко, что его даже свои иногда побаивались.

Был Александр Алексеевич Канашевич, сорокалетний степенный даурский казак, посланный своим войсковым кругом на подмогу братьям, русским христианам, во славу всего православного мира, где бы он ни находился.

И был Илья Подгородный, известнейший продюсер, который полтора года назад явился устраивать по всей Украине гастроли группы «Новый ласковый май» (в афишах под этим названием значилось – «Новий лагідний травень»), вложил большие деньги, причем деньги не свои, заемные, в аренду залов, в рекламу, в то, чтобы лично заинтересовать посредников, и в одночасье прогорел, остался настолько должен, что вернуться в Россию для него было смерти подобно, и он сказал: «Лучше я здесь погибну за идею, чем там сдохну за поганое бабло!»

То есть, как видим, люди в отряде Стиркина были отборные, не шкурные, тертые жизнью, имеющие твердые убеждения, но при этом боевых профессионалов среди личного состава не числилось, исключая разве что относительно военного Канашевича. Впрочем, все имели за плечами либо армию (некоторые украинскую), либо на худой конец, как Тормасов и Подгородный, военные кафедры вузов. На самом деле военспецы у Стиркина тоже были, но приберегались они для серьезных боевых операций; кто же предполагал, что выезд в Грежин обернется вероятным кровавым боем, который мог начаться в любую минуту.

Даже уравновешенная Марина Макаровна растерялась. И Вяхирев со своими двумя сотрудниками не знал, что делать. С одной стороны, он остается законным представителем силовой власти и имеет полное право всех поголовно арестовать, но как ты арестуешь сотню вооруженных людей? И кого первого арестовывать, вот вопрос.

Алексей Торопкий, понимая, что его долг журналиста влиять на события не только печатным словом, но и устным, тоже не мог сообразить, какое, собственно, слово сейчас нужно, чтобы все остановить.