Гений одного дня - [10]

            Это ведь было так давно, что наверняка не должно быть подвластно воспоминаниям. Он бы и не знал, что родился в этой стране, если бы ему не рассказали. Воображение, однако, смогло исправить эту ошибку.

             Издалека колышется длинная полоса колющих и острых штыков, которые случайно пробившийся сквозь тучу луч, освещает и придаёт им неповторимый зловещий блеск. Буйствуя, ликовала военная музыка. Вровень с окнами вторых этажей (они стояли на третьем), раскачивались на ветру боевые штандарты и знамёна русской боевой славы, становившихся особенно ядовито-яркими, когда на них попадало солнце. А потом вдруг ударили звончатые тарелки, трубачи в бронзовых наплечниках, гарцуя на белых конях, пропели на горнах щемяще-тревожно.

 - Ага! – как-то нараспев сказал отец. Он знал все эти полки наизусть, как и Библию. – Это конная артиллерия, полк, трубы в котором из чистого серебра, полученные за Аустерлиц, за Бородино, за Плевну…

              При последнем слове он как-то невольно осёкся и замолк. И было, по каким причинам! Это была прошедшая совсем недавно война – за освобождение братьев славян от четырёхсотлетнего ига от Турции. Это всегда отдавалось в сердце болью – Сербия  была всегда родиной, и она многое значила в сознании всех троих людей, стоящих здесь, именно ей посвящались сны и раздумья, потому что она – Родина. Пусть Родина и там, где человеку хорошо, но зачастую это слово «хорошо» связано именно с родными краями. Правда, Николас настолько долгое время прожил в своей Сербии, после того, как семья иммигрировала из России, что он уже только её считал своей Родиной, в то время как эта великая страна с её бескрайними просторами осталась в памяти какой-то загадочной, полной тайн и так и не раскрытой.

    — Узнаю курносых — павловцы! А вот и преображенцы — краса и гордость лейб-гвардии, вологодские Гулливеры… - продолжает вещать отец.

           Шестёрки могучих першеронов увлекали лафеты за повороты улиц. С тихим шелестом шагов, словно торопясь куда-то, под ними двигались низкорослые крепыши в белых рубахах, и все они были в сапожках из ярко-алого хрома.

 - Как будто сапоги вымазали в крови! – прошептала мать, крепче прижимая к себе младенца. Ей было как-то страшно.

 - Апшеронцы, милая, - вновь поясняет отец, словно был какой-то ходячей энциклопедией. Раньше ему доводилось быть полковым попом, что отчасти и объясняло знания. – Это в битве при Кунерсдорфе – стояли они по колено в крови. И выстояли!

             Войска прошли под окнами, стали медленно удаляться вдаль. Улица сразу стала скучной, унылой. Возникло ощущение, что на ней уже давно никто не живёт и ничего не происходит.

              Медленно картина стала расплываться, и постепенно Николас возвращался в реальный мир, полный не меньшей загадочности, чем этот. Видение было настолько реальное, что первые несколько секунд, как Николас пришёл в себя, он не мог понять, что с ним только что было – сон или реальность? Как-то это пугало внутренне. Резко он открыл глаза.

             В уши ударил городской шум, послышались чьи-то разговоры, шаги. Он вновь оказался в водовороте этого города. В глаза ударил яркий, ослепительный свет, который потом сменился привычной картинкой перед глазами, словно он и не покидал этот мир несколько минут назад. Видение долго не выходило из головы, но, в конце – концов, оно растаяло, и к Николасу вновь вернулась память, которая и сообщила ему, что воспоминание лишь только воспоминание, пусть и похоже на реальность.

              Он вновь стоял на маленькой улочке Праги. Окончательно придя в себя, Николас прошёл несколько шагов. Он давно привык к подобным странным явлениям. Они преследовали его с детства. После умственного напряжения он начинал страдать от странного нарушения – появления чётких видений, сопровождающихся световыми вспышками, что, можно сказать, свойственно людям, обладающим парапсихологической мощью. Сильные вспышки покрывали картины реальных объектов и попросту заменяли мысли.

             Причём они могли застать где угодно и когда угодно, если до этого происходило какое-то умственное напряжение. Путешествие в этот мир впечатлений всегда сопровождалось яркой, ослепительной вспышкой наподобие той, что он видел недавно.  Николас видел таких же, как он, или любой из нас, людей, он путешествовал по странам, заводил знакомства. Просто фантазировал. И всё благодаря этой особенности.

            Сильные вспышки света покрывали картины реальных объектов, и порой Николас не мог определить, где фантастика, а где реальность.  Они заменяли его мысли, погружали в неведомую среду, реалистичные изображения сцен и предметов имели свойство действительности, настолько были схожи с реальностью, что их нельзя было отличить. Хотя сознание всегда подсказывало, что это – лишь видения.

             Эти новые ощущения пугали всю сущность. Разве такое может быть? Да это почти невозможно! Вполне ясно Николас отличал эти картины  от воображаемых. Видения возбуждали его нервы, вдруг появлялись ночью совершенно реально и продолжали сохраняться даже тогда, когда он пытался убрать их руками. Чтобы избежать этих видений и мук, Николас старался переключаться на сцены из ежедневной жизни, и так возвращался вновь в реальность. В конце – концов, он исчерпал все знакомые ему картины дома и из ближайшего окружения.