Гений - [298]

Нечего и говорить, что Сюзанна была крайне подавлена всем случившимся, так как она не в меньшей мере, чем Юджин, способна была страдать. Но она дала слово ждать и решила сдержать обещание, хотя один раз и нарушила его. Ей шел двадцатый год – Юджину вскоре должно было сравняться сорок. Независимо от ее желания, жизнь могла еще залечить ее раны. Что же касается Юджина, то, по мере того как шло время, его боль только усиливалась. Миссис Дэйл вместе с Сюзанной и остальными детьми отправилась за границу. Она гостила у людей, которые ничего не знали об увлечении Сюзанны и едва ли могли узнать, – в крайнем случае могли лишь что-то предполагать. Если бы что и выплыло наружу, – а такую возможность она допускала, – миссис Дэйл решила заявить, что у Юджина были недостойные виды на ее дочь, но что ей удалось быстро разгадать его планы и расстроить их, почти без ведома Сюзанны. Это звучало в достаточной степени правдоподобно.

Что теперь делать? Как жить дальше? Эта мысль постоянно грызла Юджина. Поселиться где-нибудь в глухом переулке, в какой-нибудь конуре, где бы им с Анджелой, если бы он решил не расходиться с нею, можно было за небольшие деньги любоваться красивым видом из окна? Ни за что! Примириться с мыслью, что Сюзанна потеряна для него по меньшей мере на год, что ее отняли у него так неожиданно и грубо? Нет, это невозможно! Признать, что совершил ошибку, – хотя он еще не видел, в чем она состояла, – проявить раскаяние и постараться кое-как наладить прежнюю жизнь? Ни в коем случае! Ему не в чем было раскаиваться. У него не было ни малейшей охоты возвращаться к Анджеле. Она ему опротивела, – вернее, опротивело состояние скованности всякими запретами и предрассудками, с которыми он вынужден был мириться столько лет. Юджину претила мысль, что ему, вопреки его желанию, навязывают ребенка. Он на это не пойдет. Незачем ей было ставить себя в такое положение. Нет, лучше смерть. Его жизнь застрахована в ее пользу, он выплатил по полису около восемнадцати тысяч долларов – в случае его смерти она получит эту сумму. И он желал смерти. Пусть это будет в ее глазах искуплением за жестокие удары, которые судьба нанесла ей, но жить с ней дальше он не согласен. Ни за что! Не важно, будет у нее ребенок или нет! Остаться с ней, в их квартире, после того памятного вечера, – да разве это возможно? Ведь ему пришлось бы делать вид, будто ничего не произошло, будто ничего не изменилось в его отношениях с Сюзанной. Да и она, может быть, еще вернется к нему. Может быть! Может быть! О, какое глумление – бросить его таким образом, когда она могла прийти к нему, должна была прийти. О, сколько яда в смертоносных стрелах судьбы!

И вот наступил день, когда их мебель была отправлена на склад, и Анджела временно поселилась у Миртл, а затем настал и тот тяжелый час, когда она уехала из Нью-Йорка в Расин, где жила с мужем ее сестра Мариетта. Она решила, что только на прощание, под строжайшим секретом, откроется сестре. Юджин проводил ее на вокзал, хотя у него не было ни малейшего желания присутствовать при ее отъезде. Анджела, однако, не оставляла надежды, что время принесет с собою примирение. Если она сможет его дождаться, если возьмет себя в руки, с честью выйдет из предстоящего испытания и не умрет и не даст Юджину развода, он, быть может, образумится и решит, что она стоит хотя бы того, чтобы жить с нею под одной крышей. Ребенок может способствовать этому – немыслимо, чтобы это событие оставило его равнодушным. Он не может не прийти ей на помощь в такое время. Она твердила себе, что с радостью пройдет через все пытки, если только это вернет ей Юджина. Ее ребенок – какой прием ждет его! Нежеланный, отвергнутый еще до рождения! Как поступит с ним Юджин, если она умрет? Быть не может, чтобы он бросил его на произвол судьбы. По-своему, с грустью и тревогой, она уже начинала привязываться к ребенку.

– Скажи мне только одно, – обратилась она к Юджину однажды, когда они то ссорились, то строили планы, как дальше жить. – Если у меня родится ребенок, и я… я умру, – ты ведь не бросишь его на произвол судьбы? Ты позаботишься о нем, правда?

– Конечно, позабочусь, – ответил он. – Это тебя не должно тревожить. Не такой уж я отъявленный негодяй. Я не хотел ребенка, верно, ты навязала мне его. Но, конечно, я о нем позабочусь. И я совсем не хочу, чтобы ты умирала, ты это знаешь.

Если только она останется в живых, размышляла Анджела, она готова снова пройти вместе с Юджином через все испытания бедности и нужды, только бы видеть его образумившимся, положительным человеком, хотя бы и не слишком преуспевающим. Ребенок поможет этому, наверняка поможет. Ведь у Юджина никогда не было детей. Пусть ему сейчас неприятна мысль о ребенке, но с его появлением все может измениться. Только бы ей остаться в живых. Трудно ей будет, ведь она уже не молода.

Тем временем она советовалась с юристом, врачом и гадалкой, с астрологом и с лекаркой, рекомендованной ей Миртл; это было бессмысленное, смешное сочетание, но Анджела совсем растерялась, а в бурю всякая гавань сулит спасение.

Врач сказал Анджеле, что ее мышцы утратили свою упругость, но он надеется, что при соблюдении известного режима все кончится благополучно. Астролог открыл ей, что это испытание предназначено им звездами, – скорее даже ее мужу, который, по-видимому, уцелеет после всех потрясений и еще преуспеет в жизни. Что же касается самой Анджелы, – и тут астролог покачал головой, – о, разумеется, и для нее все кончится благополучно. Он лгал. У гадалки она спросила, женится ли Юджин на Сюзанне, и была счастлива услышать, что эта девушка никогда не войдет в его жизнь. Гадалка, разряженная, увешанная драгоценностями, была страшна, как смертный грех, – Анджела долго ждала ее в приемной среди других посетительниц, которых привели сюда различные горести – сердечные заботы, потеря денег, ревность, опасности родов. Миссис Джонс объяснила Анджеле, что все на свете есть проявление божественного духа, всемогущего и всеобъемлющего добра, и что зла, следовательно, нет, а есть только иллюзии зла. Оно имеет власть лишь над теми, кто в него верит, утешала она Анджелу, но лишено всякого значения и смысла для того, кто сознает себя совершенным и неугасимым отражением божественной идеи. Бог – это принцип. Достаточно уяснить себе это, а также что человек – неотъемлемая его часть, и зло рассеивается подобно дурному сну, чем в сущности оно и является. Зло лишено всякой реальности. По их учению, уверяла она Анджелу, никакое зло не может ее коснуться. Бог есть любовь.