Гениталии Истины - [14]

— Молодца, братушка! Все про тебя говорят «философ, философ», — а по мне, так ты — отличный мужик!

— Спасибо — сказал Мишутка и перешёл на автоматическую стрельбу. Не бросая слов на солоноватый ветер он дал долгую очередь в небо.

Он хотел уж было начать думать о сходствах и различиях лексико-семантических вариантов значения слова «очередь» и уже было представил себе, как один патрон спрашивает другой, ну чего, мол, скоро ли магазин откроют, но вовремя пресёк эти неконструктивные мысли, подумав, в свою очередь, о том, что скорее всего количество сбитых в лёт лебедей прямо пропорционально количеству лишних мыслей. И как будто в подтвержденье его размышлений под гусеницы танка упало ещё не то четыре, не то пять ласковых птиц.

Падали они одна за другой и достаточно быстро. Поэтому Мишутка не успел посчитать их точное число. Майор посмотрел на него с нескрываемым уважением и немедленно спросил:

— Мишань, как думаешь, вот ты мне честно скажи, сдюжим мы эту войну?

— Ясен буй. — спокойно ответил медвежонок, а сам призадумался, означает ли его успех в сегодняшних стрельбах, что Судьба решила перевести его в ранг людей, застрахованных отныне от ошибочных выводов или всё-таки пока ещё нет.

16

Экстрасенс Эйлер, насколько позволяла его аномально длинная шея, высунул голову из дверей своего кабинета и что было силы крикнул: «Следующий!»

Из дальнего, плохо освещённого конца коридора в его сторону медленно двинулась тёмная, едва различимая в синтетическом полумраке бункера, одинокая фигура. Через несколько секунд Эйлеру удалось разглядеть, что из темноты на него наплывает не что иное, как чёрный халат, расшитый жёлтыми шестиконечными звёздами и лилиями, и заключающий в себе человеческое тело неопределённого пола. Халат подплыл ещё ближе, и экстрасенс увидел, что заключённый в него человек не отказал себе в удовольствии натянуть на голову капюшон. «Понятно, — пробурчал себе под нос Эйлер, — стало быть, это женщина».

Он открыл дверь пошире, заботливо взял халат за хрупкие плечики и легонько подтолкнул в кабинет.

Некоторое время халат молчал. Только маленькие яркие глазки неуверенно поблёскивали на дне капюшона.

— Нуте-с, что тут у нас? — участливо спросил экстрасенс и принялся ласково раздевать Симу. — Гитлер мне всё сказал. У нас всё получится, девочка… — нежно приговаривал Эйлер, завязывая Симе глаза, — вот сюда, пожалуйста. Не бойся. Здесь мягко и тепло…

Уже полчаса девушка лежала с широко раздвинутыми ногами в гинекологическом кресле. Её абсолютно гладкий лобок уставился на занавешенное плотной чёрной портьерой окно, будто слепой котёнок, тревожно нюхающий своим новорожденным носиком едва пробивающуюся сквозь крохотную дырочку в ткани полоску света.

«Думай о своих чувствах к Парасольке и о том, как ты ненавидишь Алёнку… То есть, — о Любви!» — сказал ей Эйлер в самом начале сеанса. С этого момента вот уже более тридцати минут в кабинете царила мёртвая тишина. Иногда Симе казалось, что она слышит, как падают на дно стеклянной колбы микроскопические песчинки. Она почему-то не сомневалась, что молчат они неслучайно, а следовательно время их молчания определяется работой какого-то механизма. Песочные часы казались ей наиболее вероятным вариантом. На двадцать второй минуте Сима почувствовала легкое щекотание у себя между ног, словно у неё там выросли крошечные волоски, чуть колышущиеся от естественного движения воздуха. Она буквально чувствовала, как там что-то растёт, как раскрываются мельчайшие поры её кожи, а внутри этих пор происходит какое-то едва ощутимое, но неуклонно набирающее силу движение. От того, как электроны вращались вокруг своих атомных ядер, Симе было немного щекотно. Она даже предположила, что орбиты этих самых атомов совпадают со внутренней окружностью пор кожи у неё на лобке и умилённо улыбнулась. Потом ей вспомнилась фрау Марта, и Сима впервые в жизни, так же как это делала она, медленно облизала себе губу. Ей понравилось, и сразу же нестерпимо захотелось потрогать себя в низу живота. Это желание разгорелось в ней столь сильно, что на какое-то время даже вытеснило из её сознания все остальные мысли.

Но в это время экстрасенс Эйлер завёл руки девушки за спинку кресла и мягко, но прочно связал их длинным шёлковым шарфом. «Этот шарф задушил Айседору Дункан… Всё будет хорошо. Думай о Любви. Думай о своей ненависти к Алёнке» — ласково прошептал он ей на ухо. Сима простонала в ответ что-то невнятное.

— Доктор… Долго ещё? Я… я… не могу больше… — вяло проговорила она ещё минут через семь.

— Уже скоро, девочка, — ответил ей экстрасенс Эйлер, — уже скоро. Мы ждём, пока ваш Мишутка убьёт Министра Птицу…

Симе показалось, что она проваливается во что-то тёплое и живое, а всё, что окружало её до этого, в свою очередь, нежно проваливается в неё. Из этого блаженного состояния её выбил громкий торжествующий крик Эйлера:

— Свершилось!..

И в тот же миг он одним резким движением сорвал портьеру с окна. В Симин лобок ударил мощный столб солнечного света, и она потеряла сознание…

Когда девушка пришла в себя, в кабинете у Эйлера сидел, закинув ногу на ногу генерал Гитлер. Сима попыталась заговорить, но тот жестом остановил её.