Генетический код поэзии - [5]
С. Ф. Я написал несколько рассказов, новелл, но ведь проза — это колоссальный труд, а у меня не было на это времени. Произошло переслоение интересов, пришла наука — этнография, археология. Но напечатаны «Дедушка и Алим», «Красный Меджнун»... Несколько лет я собирал колоссальный материал для романа о тринадцатом веке, но так и не сел за него.
Я знал даже такие факты: в 1237 году селёдка в Европе подешевела настолько, что купцы не знали, что с ней делать, выбрасывали кучами, и она загнивала, а почему? Да потому, что с британских островов они боялись спускаться, там к Европе Батый шёл, он у Киева уже был, он Венгрии угрожал, и так далее, и так далее.
Я всё это знал и хотел написать роман, потому что тринадцатый век был поворотным для всей истории цивилизации... А сейчас я опять переписываю «Мировую историю женщины»... Материал бездонный, но он в большей степени лёг на страницы техническим массивом. Постоянно будоражат идеи: как с ним обращаться, что там ещё не хватает? Да, систематизирован, да, осмыслен, да, колоссальный поиск, труд до слёз, до беспамятства, до кровавого пота, но ведь надо сделать так, чтобы это было на долгие-долгие годы каким-то памятником для будущих рефлексий — научных, исторических, по истории человечества.
Не должно же быть простое перечисление, как у Момзена о Римской империи — колоссальная работа, но в ней не видно мира римского, и у меня ещё не видно мира — может, только в первой части матриархата. Для тех, кто хочет посмотреть, как протекает научный процесс, можно сравнить три вышедшие книги. Я продолжаю думать даже над иллюстрациями. Для чего я дал этих танцующих львят из ущелья Сармыш? Чтобы просто показать сакральность данного ландшафта. Я привязал это к тотемизму, ведь тотемизм — проекция матриархальности. Мать обезличена, мы все похожи друг на друга, и отсюда набор тотемов — представителей животного, растительного мира... А теперь я понял, что петроглиф отражает митраистскую седьмую степень посвящения, когда на семилетних ребят надевают львиные маски... Новые знания дают новое понимание своего проекта.
Вернёмся к нашим... нет, не к баранам, конечно, а к баракам, с которых начался разговор. Ведь их название также на пять тысяч лет проецируется! Слово «барак» имеет санскритские корни. У нас ведь есть разные культуры — катакомбная, ямная, срубная. На этапе срубной культуры возникли первые коммунальные жилища, прототипы которых мы видим на Аркаиме.
По сути, Аркаим — это радиально размещённые бараки, окружённые рвом и оборонительной стеной.
На Аркаиме, который чуть южнее нашей с Вами Магнитки, доменные печки были почти в каждом бараке. 4 тысячи лет спустя Магнитка построила подобные же бараки, но доменные печи, только уже огромных размеров и несравнимые по мощности, вынесла за их пределы — вот и всё! И там, в Аркаиме, и здесь, в Магнитке, бараки означали практически все достижения коммунального быта.
Технология строительства барака проста, как ясный день: на метр-полтора снимается грунт, по периметру строятся узкие клети под шлаковую засыпку, ставятся брёвна-стояки, балки-распорки. Изначально барак — это засыпное помещение, при засыпке клетей шлак, песок или гравий шуршит: «шу-у-у». Потом этот звук фонетически изменяется на «пу», значит, пур-шит — это ономатопоэтическое, то есть по природе своей звукоподражательное слово. Ар-каим — это пур, засыпной укреплённый город, засыпная крепость. В Индии немало городов-пуров (например, Брахмапур). В древней Согдиане была Варахша («вар» от корня «пур», то есть Пурах-ша) — шахский город с засыпными стенами.
Этимологией слова «пур» занимались переводчик Ригведы Татьяна Елизаренкова и открыватель Аркаима Геннадий Зданович. Я беседовал с Геннадием Борисовичем, предложил свои этимологические трансформации корня «пур». От него и слова «пурга», «пуран-буран», от него и древнеперсидский «парадаг» — огороженный сад, и греческий «парадасис» — райский сад. От него «порт», и «портфель», древнеславянская Варна, авестийский Вар, Варок-варак, который построил Йима, чтобы спастись от потопа. А Варок, Варак со временем превратились в «барак».
Вот откуда наш магнитогорский барак. Его защитительный смысл, образ были намолены с эпохи бронзы, в условиях дикости они вдохновляли на гимны протоарийских поэтов-риши. И эта намоленность, эта поэтическая генетика впитана бараками Магнитки, не только матери, но и они рожали писателей и поэтов современной Магнитки, всех славных советских городов эпохи индустриализации. Такая метафизика получается, почему-то я верю в неё... Структура нашего мышления одинакова, мы же люди. Какие бы ни менялись культуры на данной земле, сохраняются особенности бытия, технологии быта, культурные артефакты, генетика образов и пространства. Нужно только присмотреться — в настоящем есть и прошлое, и будущее.
Н. Я. И ведь именно такой взгляд на мир делает человека более устойчивым, более жизнеспособным! Эта вертикаль памяти играет роль фундамента.
С. Ф. Это делает человека счастливым. У меня маленький домашний музей, я окружил себя артефактами: есть пальма окаменевшая из Кызылкумов, каменные топоры, скульптурка Анахиты,
Поэзия Нины Ягодинцевой сама по себе как-то молчалива – прочёл, а ощущение неизьяснимости осталось, той самой «пронзительной невыразимости», которую так любит и чувствует автор. «Стихи сплетены из пауз… Слова – это просто форма», – говорит она. Но – далеко не символизм; напротив, поэзия здесь очень предметна, по пути к запредельному автором заботливо расставлены «земные» маяки, дабы оно отразилось в читателе через мирские любимые приметы. И светло становится от узнавания дивных мелочей – из них, «неумелых и неловких», ткётся дорога к горнему.
В этом предисловии к 23-му тому Собрания сочинений Жюля Верна автор рассказывает об истории создания Жюлем Верном большого научно-популярного труда "История великих путешествий и великих путешественников".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Маленький норвежский городок. 3000 жителей. Разговаривают все о коммерции. Везде щелкают счеты – кроме тех мест, где нечего считать и не о чем разговаривать; зато там также нечего есть. Иногда, пожалуй, читают Библию. Остальные занятия считаются неприличными; да вряд ли там кто и знает, что у людей бывают другие занятия…».
«В Народном Доме, ставшем театром Петербургской Коммуны, за лето не изменилось ничего, сравнительно с прошлым годом. Так же чувствуется, что та разноликая масса публики, среди которой есть, несомненно, не только мелкая буржуазия, но и настоящие пролетарии, считает это место своим и привыкла наводнять просторное помещение и сад; сцена Народного Дома удовлетворяет вкусам большинства…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.