Генератор чудес - [7]

— Да, я. Кто говорит?

— Это от Тунгусова. Тут комиссия знакомится с установкой. Хорошо слышно?

— Прекрасно. Очень рад, что вы взялись за это дело. Давно пора!

Потом вызвали Сурикова. Потом вызывал Суриков и говорил с Казелиным.

Федор восхищенно улыбался другу, внимательно следя за происходящим. Тунгусов взял со стола портфель и, незаметно поманив Ованесяна, вышел с ним в коридор. Через минуту он вернулся один. Начали рассматривать детали установки.

Вдруг послышался сигнал вызова. Тунгусов снял трубку, и рупор тотчас заговорил:

— Алло, дайте Тарановича… Это вы, Таранович? Говорит Ованесян. Я сейчас в подъезде, выхожу на улицу!..

Послышался визг, и хлопнула тяжелая парадная дверь. В комнату ворвался через репродуктор шум улицы, отрывки разговоров прохожих, гудки автомобилей.

— Позвольте, что это значит? — недоуменно пробасил Таранович в микрофон.

Репродуктор ответил:

— Ничего особенного не значит… Я пошел за папиросами. Я в Нащокинском переулке. Сейчас выйду на Кропоткинскую. Вам не нужно папирос, Таранович? Могу захватить…

— Ч-черт возьми! — глаза Тарановича расширились от удивления. — Вы что же, всю установку с собой несете?!

— Никакой установки, все в портфеле. Постойте… — Из рупора послышался шепот: — Неудобно, публика на меня смотрит, как на сумасшедшего: идет, сам с собой разговаривает… Дайте «Дели»… одну…

— Ованесян, возьмите и мне! — крикнул Таранович.

— Дайте две, пожалуйста.

— «Колхиду», мне «Колхиду»! Я этих не курю!

— Чего кричите? И так слышу… Нет, я это не вам, гражданочка, дайте лучше «Колхиду». Никто вас не морочит, это меня морочат…

В комнате все хохотали.

Оживление усилилось, когда вернулся Ованесян, и стал с подлинным искусством комика рассказывать о своих приключениях на улице. Казелин расшевелился и, по-видимому, забыл об уколах, нанесенных ему Тунгусовым.

Федор, улыбаясь, молча приветствовал явную победу друга.

А Тунгусов вдруг почувствовал, что его демонстрация сорвана, утоплена в обывательском балагане. И он сам виноват: не удержался от соблазна показать им этот фокус со своим портативным телефоном!.. А они и ухватились…

— Вот что, — сказал он, стараясь не слишком, правда, успешно быть корректным. — Сейчас я должен сесть за передатчик, меня ждут в эфире. Наша беседа кончается. Вы видели установку в действии, надеюсь, убедились, что ничего вздорного, ничего фантастичного в ней нет. Все расчеты и чертежи вам переданы. Дальнейшее зависит от вас.

Гости одевались, Таранович гремел, перебивая Ованесяна:

— Увидеть своими глазами — это самое главное. Теперь ваше дело в шляпе, что называется. Сомнений никаких не может быть. Завтра же я напишу докладную записку начальнику главка. В общем, можете не беспокоиться, мы сделаем все, чтобы реализовать ваше предложение…

Выпроводив гостей, Тунгусов вернулся и зло захлопнул за собой дверь.

— Болтуны чертовы, бюрократы…

Широкие брови Федора сошлись на переносице.

— Почему? Что ты, Коля! Смотри, как они заинтересовались твоим радиотелефоном!

— Нет, Федя, это не то. Заинтересовались, как обыватели — фокусом, а не смыслом, не идеей, ради которой должны были прийти сюда. Восхищались больше для того, чтобы меня успокоить… Знаю я их, как облупленных. Чиновники. Технику они не любят, а изобретателей считают чуть ли не врагами своими… Теперь по их милости в наркомате пойдут веселые анекдоты об этом моем «чуде». А дело постепенно замрет, вот увидишь.

— Ну, знаешь, ты это брось. Если бы так было со всеми изобретениями, мы бы не двигались вперед. А мы, смотри, как шагаем! То и дело узнаем, хотя бы из газет, о новых изобретениях.

— Верно. Народ творит сейчас, как никогда прежде. Но бывают случаи, — и учти: я знаю это не понаслышке, и не по своим личным делам, а по данным нашего Всесоюзного общества изобретателей — бывают случаи: талантливые, умные люди, новаторы, истинные патриоты, занимаются тем, что годами безуспешно «проталкивают» свои замечательные творения. — Тунгусов умолк, задумался.

— Но что же это значит?

— Что это значит… — медленно повторил Тунгусов и лицо его неожиданно просветлело. Он вспомнил, как часто они с Федором и прежде, беседуя, замечали это удивительное совпадение мыслей. Один подумает, а другой — тут же скажет то же самое. Вот и теперь… Изобретательские дела волновали Тунгусова давно, он деятельно помогал продвигать многие из них; как представитель научно-исследовательского института участвовал в экспертизах, разоблачал авторов тенденциозных отзывов. Это были отдельные частные дела и только сейчас, рассказывая Федору о создавшемся положении, он впервые почувствовал необходимость обобщить эти факты, понять, почему они оказались возможными в молодой, советской стране, которой, может быть, больше, чем хлеб, нужен был сейчас быстрый технический взлет.

И Федор спросил: «Что это значит?»

— Новое всегда входит в жизнь с трудом, с трением, — рассуждал Тунгусов. Это — закон. Но и конкретные причины всегда есть… Много у нас еще казенщины, бюрократизма, немало осталось и равнодушных людей, вроде этих… А тут вдобавок в воздухе пахнет войной. Достаточно посмотреть, что делает фашизм в Европе, чтобы понять это. И враги действуют! Задержать наш технический рост пока они еще не закончили подготовку к нападению — вот цель…