Неверно начато испытание! Надо пробовать две волны: самую первую и самую последнюю. Только так выяснится, годен ли вообще генератор.
Они решили исправить ошибку.
«Самая первая» волна не дала никакого видимого эффекта. Но он мог быть и невидимым — какая-нибудь внутренняя функция, не сказывающаяся сразу и непосредственно на поведении животного. Чтобы найти ее, нужна иная организация опыта — станок, приборы, регистрирующие пульс, температуру, дыхание, нужны анализы крови и т. д. Сейчас это нельзя, конечно. Что делать дальше?
Николай предложил идти по шкале вперед до получения первого явного эффекта на том же кролике, а затем повторить то же, начав с другого конца — в обратном порядке.
Профессор назвал этот план кустарщиной, но дрогнул душой и согласился, ибо в противном случае пришлось бы просто отложить все на завтра…
Испытывали, конечно, только крупные деления шкалы — двухтысячные. Микрометра не трогали, хотя Ридана так и подмывало сдвинуть стрелку на одну двухсоттысячную от уже найденной «волны прыжка» и посмотреть, что будет…
Вторая волна не дала ничего.
Третья — тоже. Четвертая, пятая, десятая — тоже.
Так перешли за пятый десяток, когда, наконец, кролик лег набок и, потягиваясь, вытянул ноги.
Луч выключили. Кролик продолжал лежать.
Снова встал вопрос: что делать?
Хотя всякий раз, выключая генератор, кормушку у кролика отбирали, он все же успел неплохо закусить за время опытов, вполне мог насытиться и почувствовать естественную потребность отдохнуть и без влияния очередной волны. Могло быть и другое: сказалось действие волны, но оно либо совпало с потребностью кролика, либо вызвало целый комплекс функций отдыха, который и будет теперь, как заведенные часы, действовать до тех пор, пока связанные реакции, пущенные в ход, не завершатся сами собой.
— Не забывайте, Николай Арсентьевич, — говорил Ридан, всё больше накаляясь интересом к происходящему, — это вам не опыты старика Гальвани! То, что у нас сейчас происходит, это — не физика, это биология! Знаете, что мы делаем? Мы и искусственно вызываем естественные явления в живом организме. Вот что важно! Это очень важно!..
Ридан, конечно, сразу сообразил, как выяснить причину кроличьего «отдыха»: взять другого кролика и поставить его под ту же волну. Так он и сделал, но, уже выпуская нового зверька к кормушке, понял, что только повторение того же эффекта решит вопрос. Если этот кролик не ляжет сразу, подобно своему предшественнику, ничто не выяснится. Возникла новая проблема: вызывает ли каждая волна генератора одни и те же реакции во всех животных, — хотя бы одного вида? Отрицательный ответ сулил бы огромные затруднения в будущем…
Так, поминутно, у Ридана вспыхивали новые мысли. Опыты эти уже приоткрывали пугающую огромность предстоящих исследований.
В последующую минуту профессор торжествовал: он включил генератор, не изменив предыдущей настройки, и — второй кролик спокойно и мягко лег набок, потягиваясь, как бы нарочно демонстрируя несуразную длину своих задних ног с растопыренными пальцами.
Тут, увлеченный новой победой, Ридан не удержался от диверсии, явно нарушавшей намеченный план. Быстро, ничего не говоря Николаю, он убрал кролика, посадил на его место морскую свинку, и снова дал тот же луч.
Свинка немедленно, с ожесточением начала чесать спину то одной, то другой задней лапкой, смешно переваливаясь, иногда падая набок; она, по-видимому, никак не могла достать нужное место. Ридан выключил луч — чесание прекратилось, включил опять — началось снова! Так он повторил несколько раз.
— Видите, Николай Арсентьевич? — констатировал он, поблескивая своими серыми глазами. — Разные виды — разные волны!.. Закономерность, конечно, должна быть… но… как ее найти!.. И как быть с самым главным, — с человеком?.. Ой, какая работа предстоит!
Ридан лихорадочно записывал, предельно сокращая слова и фразы, все, что происходило, — волны, реакции животных, выводы, новые мысли. Уже третью страницу пришлось вырвать Николаю из его записной книжки — бумаги здесь у него не оказалось.
Перешли ко второй части испытания «ГЧ» — с другого конца шкалы. «Самая последняя» волна не дала ничего. Предпоследняя — тоже. Повторилась почти в точности картина, обнаружившаяся вначале: только через несколько десятков делений сказалось влияние луча на поведении животного. Теперь это была собака в станке. Она начала лаять…
Пожалуй, из всех впечатлений той «ночи чудес» это было наиболее сильным. Такою лая никто из экспериментаторов еще не наблюдал. Смотря прямо в глаза тому, кто находился ближе к ней, собака негромко, раздельно, с небольшими и строго одинаковыми паузами, как бы произносила какое-то свое собачье слово, полное таинственного значения, — будто предупреждала человека о чем-то важном…
Выключение генератора мгновенно прекращало эффект, он исчезал начисто, бесследно. По всему поведению собаки Ридан видел, что в ее мозгу при этом затухает сразу целый комплекс явлений, по-видимому, рефлекторно связанных с тем центром, который был возбужден лучом. Это тоже предстояло выяснить.
Тут-то Ридан и оборвал, наконец, работу в ту ночь…
