Генералов похищали в Париже - [13]

10 августа Политбюро ЦК одобрило предложенный комиссией ПБ проект письма секретарям национальных ЦК, крайкомов и обкомов. И оно за подписью Сталина было направлено в их адрес. В нем указывалось на освобождение от работы в ОГПУ Мессинга и Бельского, в Особом отделе — Ольского и направлении полпредом ОГПУ в далекий Туркестан Евдокимова, которого ранее, заметим, предполагалось направить на эту должность в Ленинградскую область. В качестве объяснения подчеркивалось: «а) эти товарищи вели внутри ОГПУ совершенно нетерпимую групповую борьбу против руководства ОГПУ; б) они распространяли среди работников ОГПУ совершенно не соответствующие действительности разлагающие слухи о том, что дело о вредительстве в военном ведомстве является “дутым делом”; в) они расшатывали тем самым железную дисциплину среди работников ОГПУ»^{68}. Заметим, что Л.Н. Бельский и Я.К. Ольский, будучи уволены из органов госбезопасности, были направлены на руководящую работу в систему общественного питания. В 1937 году они, как и другие участники антиягодинского выступления, были арестованы, а затем расстреляны.

В этом же письме за подписью Сталина подчеркивалось, что «ЦК отметает разговоры и шушуканья о “внутренней слабости” органов ОГПУ и “неправильности” линии их практической работы как слухи, идущие, без сомнения, из враждебного лагеря и подхваченные по глупости некоторыми горе-“коммунистами”»^{69}.

15 августа Сталин направил из Сочи шифротелеграмму первому секретарю Московского горкома ВКП(б) и члену Политбюро ЦК Л.М. Кагановичу, в которой указал на необходимость исправления ошибки в вышеназванном письме, которая якобы вкралась по вине переписчика. Речь шла об изменении последних слов в формулировке о роли и предназначения ОГПУ. Ранее сформулированный тезис выглядел следующим образом: «ОГПУ есть и остается обнаженным мечом рабочего класса, четко и умело разбившим врага». Сейчас вместо двух последних слов, написанных в прошедшем времени, надлежало внести слова, относящиеся к настоящему времени: «разящему врага»^{70}.

15 августа Л.М. Каганович направил запрос в Сочи Сталину о том, что Менжинский и Акулов просят дать докладчика на актив ОГПУ, и спрашивал, не лучше ли поручить выступление кому-либо из них. В тот же день он получил ответную шифротелеграмму. «Настаиваю на том, чтобы постановление ЦК было выполнено, и докладчиком на активе был обязательно секретарь обкома партии, — указывал Сталин. — Это необходимо для того, чтобы доклад не был расценен как расправа одной части ОГПУ против другой его части. Этого требуют интересы единства и спайки всех работников ОГПУ»^{71}.

В августе того же года заместитель председателя ОГПУ Ягода выступил с обращением, адресованным «Всем чекистам», которое, вместе с тем, сопровождалось грифом «Совершенно секретно». Оно начиналось словами о том, что за последнее время к нему через ЦКК, Прокуратуру и непосредственно поступил ряд заявлений и жалоб на действия отдельных сотрудников, допускающих якобы такие приемы в следствии, которые вынуждают обвиняемых давать ложные показания и оговаривать себя и других. При расследовании оказалось, по утверждению Ягоды, что подавляющая часть заявлений «представляет собой гнусную ложь наших классовых и политических (выделено в тексте. — В.Г.) врагов, которые пытаются при помощи клеветы на органы ОГПУ ускользнуть от заслуженного наказания». Но несколько заявлений, признавал автор обращения, все же имели под собой почву. При этом он подчеркивал, что единичные перегибы в следствии «БЕЗУСЛОВНО НЕ НОСЯТ ХАРАКТЕРА КАКОЙ-ЛИБО СИСТЕМЫ, ЯВЛЯЮТСЯ СЛУЧАЙНЫМИ ЕДИНИЧНЫМИ ЭПИЗОДАМИ, КОТОРЫЕ ТЕМ САМЫМ ЛЕГКО ИСКОРЕНИТЬ И УСТРАНИТЬ» (выделено в тексте документа. — В.Г).

В последующей части письма Ягода касался уроков и последствий указанных «эпизодов». Он подчеркивал, что за 13 лет борьбы с врагами органы ВЧК — ОГПУ «никогда не позволяли себе проявления жестокости или издевательства над врагом». «Славным боевым девизом ОГПУ всегда было и остается БЕСПОЩАДНАЯ БОРЬБА С КОНТРРЕВОЛЮЦИЕЙ, НО НЕ ЖЕСТОКОСТЬ В ОТНОШЕНИИ ВРАГА», — указывалось в обращении. «Издевательства над заключенными, избиения и применение других физических способов воздействия является неотъемлемыми атрибутами всей белогвардейщины», — утверждалось в этом документе. Указывая на недопущение подобных методов ведения следствия и отношения к арестованным, Ягода, вместе с тем, предостерегал «против возможности ослабления нашей борьбы с контрреволюцией в смысле проявления расхлябанности и беспомощности перед лицом упорного и несдающегося врага». По существу, реакцией на состоявшуюся в руководстве ОГПУ дискуссию и последовавшие кадровые перемены стал содержавшийся в заключении обращения тезис Ягоды о необходимости «внимательно следить за тем, чтобы наши уполномоченные под видом критики существа дела не вносили бы элементов жалости и снисхождения к врагу». Он призывал к сплочению чекистских рядов^{72}.

В связи с освобождением Ольского от обязанностей начальника Особого отдела ОГПУ на эту должность был назначен в августе 1931 года Г.Е. Прокофьев, ранее служивший начальником Экономического управления ОГПУ, а заместителем к нему был назначен прибывший с Украины вместе с Балицким И.М. Леплевский. Они оба были печально знамениты в органах разработкой дела «Весна» и др. В ведении Особого отдела находилась контрразведывательная работа, и в том числе против белоэмиграции. После назначения Прокофьева в октябре заместителем наркома рабоче-крестьянской инспекции СССР Леплевский занял должность начальника Особого отдела, что вызвало недовольство и уход многих чекистов, работавших ранее еще в КРО ОГПУ.