Генералиссимус князь Суворов - [410]

. Изъявляя свое благоволение Суворову прямо и косвенно, Павел I собственной инициативой жаловал его родных и близких, не скрывая, что это делается ради заслуг генералиссимуса. Так, того же Алексея Горчакова (генерала, действительно достойного), он наградил орденом св. Александра Невского, "уважая службу и особу дяди".

Вообще тщательное изучение этого предмета приводит к заключению, что раздача отличий и наград не могла быть причиною неудовольствия Государя на Суворова ни коим образом. Злоупотребления же близких к генералиссимусу лиц, в виде поползновения "обоброчить" кого-либо, или "содрать кожуринку", или "втереть" в число отличившихся лицо, не сделавшее ровно ничего, - остались скрытыми и никому не известными, по крайней мере не проскакивает нигде ни малейшего намека в противоположном смысле ¹³.

Тоже самое можно сказать и о хозяйственных злоупотреблениях, ежели они существовали. Хотя вся провиантская часть ведалась Австрийцами, все-таки возможность хищений и воровства не была совершенно закрыта, однако ничего подобного злоупотреблениям в последнюю Польскую войну теперь не обнаружилось, так что с этой стороны Суворов в глазах Государя был совсем чист.

Нельзя того же сказать относительно исполнения Суворовым устава и правил, касающихся механизма службы вообще и порядка управления армией в частности. Мы знаем, что Государь напутствовал Суворова в Италию словами: "веди войну по своему, как умеешь", но это неопределенное выражение могло быть толкуемо и понимаемо на разные лады. До нас дошли разноречивые свидетельства о характере и размере отступлений, допущенных Суворовым в русских войсках за границей. Одни говорят, будто он не сохранил "ни одного из введенных императором Павлом регламентов", но в этом известии есть очевидное преувеличение, опровергаемое фактами. По словам других, совершенно не употреблялись штиблеты, унтер-офицерские 4-аршинные алебарды изрублены на дрова в Альпах и отчасти в Италии, офицерские эспонтоны брошены, применялся временами рассыпной строй. Великий князь Константин впоследствии докладывал Государю дважды, что обмундирование и снаряжение войск оказались в походе неудобными; Государь как будто подался на доводы и приказал сыну представить образцы более удобной экипировки; но когда увидел, что предлагаемое великим князем напоминает несколько Потемкинское снаряжение, то страшно рассердился. Таким образом легко быть может, что Императору Павлу не нравились допущенные Суворовым отступления от уставов; но так как они вызывались необходимостью и касались только практического применения, в виде временной меры, не посягая на букву самого регламента, то в виду данного Суворову полномочия, Павел I едва ли мог считать но этому поводу генералиссимуса ослушником и быть им недовольным за самовольство ¹⁴.

За то Суворов провинился несомненно в организации высшего управления армией, восстановив уничтоженную Государем должность дежурного генерала. Это сделано было не почему иному, как по старой, издавна усвоенной привычке; к новым порядкам привыкнуть еще не успели и исполнением их затруднялись. Должность дежурного генерала исправляли при Суворове разные лица; сначала Ферстер, в продолжение приблизительно 3 месяцев, а может быть и больше; потом не видно кто именно, может статься никто; затем, на возвратном пути в Россию, старший из Горчаковых, а после него Милорадович. Узнал об этом Государь не по доносу, а случайно, прочитав в рапорте генерал-лейтенанта Баура о получении какого-то приказания от Суворова чрез дежурного генерала Милорадовича, и с этого момента прежнее свое благоволение к генералиссимусу сменил полною к нему немилостию.

Многие впрочем не считают этого случая причиною немилости и ищут ее в интригах завистников и недоброжелателей Суворова. У него всегда бывали враги, не было недостатка в них и теперь, когда он так высоко поднялся; они только притихли. Весьма возможное дело, что зависть и недоброжелательство, улучив время, пустились в происки; только эта подземная работа оставила по себе очень немногие признаки. Одно из близких к Суворову лиц рассказывает, что к числу самых отъявленных врагов или завистников генералиссимуса принадлежал граф Пален (в 1800 году петербургский генерал-губернатор), который зная близко характер Императора и пользуясь его доверием, неоднократно пытался косвенными внушениями поколебать его благосклонность к Суворову. Когда милость Государя к генералиссимусу дошла до апогея, и в Петербурге готовилась торжественная встреча победоносному вождю с оказанием ему царских военных почестей, Пален спросил у Императора, не прикажет ли он также, чтобы при встрече с Суворовым на улицах, все выходили из экипажей для его приветствования, как это делается для особы Императора. "Как же, сударь", отвечал Государь: "я сам, как встречу князя, выйду из кареты". На этот раз маневр, рассчитанный на возбуждение в Государе ревнивой подозрительности, не удался, но дальнейшие попытки не прекратились. Внушалось мимоходом, к слову, стороною и другими подобными путями, что Суворов не питает к Государю должной преданности, а потому не хочет ехать в Петербург; говорилось, что с тех пор, как он попал в члены королевской фамилии, у него зародились честолюбивые замыслы, подданному не подобающие; что признаком такого настроения служит затеянный им брачный союз сына с принцессой Саганской, а также самовольное учреждение должности дежурного генерала, полагаемой по закону только при Государе. Такой способ действий всегда и всюду практикуется, потому что, несмотря на свою избитость и легковесность, он при известных условиях часто удается, также например как и грубая лесть. Другое дело - точно ли эти и подобные внушения могут быть в настоящем случае приняты за исходную точку совершившегося в судьбе Суворова переворота? К этому предмету мы возвратимся вскоре