Генералиссимус - [18]

А  Петр Иванович, побрившись и поплескавшись сколько надо под душем, заперся в своей комнате, чтобы до вечернего свидания с Фирой Абрамовной существовать петухом.

XVII

Гуммозов старательно и аккуратно, закрутив пипетку, наполнил фиолетовыми чернилами свою испытанную временем авторучку и приступил к составлению «Доклада».

ДОКЛАД написал он ровно посередине после адреса с оставленным для имени сотрудника местом, а ниже написал суть.

«Я, Гуммозов Геннадий Никитич, агент охраны завода металлоконструкций им. Яйцева Х. У.  настоящим сообщаю о недостойных нормах поведения своего соседа по коммунальной квартире Семенкова Петра Ивановича, выражающихся в кричании петухом (кукареку) с целью передразнивания великого русского генералиссимуса Суворова А. В. Крики петухом генералиссимуса Суворова А. В. являлись, как известно, не личным хулиганством, а были направлены на пробуждение русских войск в знак того, что уже утро. Крики же Семенкова П. И. имеют целью опорочить само звание генералиссимуса, которое в отечественной истории носил не только Суворов А. В., но также и другой полководец».

Гуммозов тонко улыбнулся, что не пишет имени этого другого полководца.

«В личных целях и желая нанести ущерб социалистической законности, искажает заслуженные революционные песни, именуя восемнадцатый год одноногим петухом, — писал дальше в  «Докладе» Гуммозов. — Кроме того Семенков П. И. регулярно прослушивает зарубежные радиостанции враждебного содержания, что по Советскому Законодательству не является преступлением, но в сумме с другими поступками Семенкова П. И. составляет неприглядную картину его переродившейся личности»

Но самое главное и что должно было неизбежно заинтересовать сотрудника, Гуммозов приберег напоследок.

«Постскриптум, — написал Гуммозов выписанное из какой-то литературы слово. — Помимо всего вышедоложенного Семенков П. И. имеет контакт со студентом исторического факультета ЛГУ  Пискорским А. Н., от которого получает материалы иностранного содержания». И расписался своей художественной подписью (росписью).

«Сегодня у нас пятница, — подсчитывал  про себя Гуммозов, — еще суббота и воскресенье. В понедельник, значит, дежурю, ну, а во вторник, прямо не заходя домой, подам».

Знал, куда.

XVIII

Петр Иванович с Фирой Абрамовной сидели за столом в уютной комнате Петра Ивановича и после брудершафта были Фирой и Петей. Петр Иванович раздумывал, а не прощупать ли Фиру Абрамовну всерьез, то есть взять и выразиться насчет петуха с воссоединением семей, симпозиумами и вытекающими последствиями, всем остальным, что при воссоединении может принести немалые денежные средства, но не был уверен, готова ли Фира Абрамовна на роль Золушки. А кроме того, рассказ о петушиности может вызвать у Фиры Абрамовны ложное представление о психике, а демонстрировать ей свои способности, не имея прочной договоренности, а то, пожалуй, и штампа в паспорте, Петр Иванович решил не рисковать. Он пошел  пока обходными путями.

— А как вы, Фирочка, относитесь к тому, что говорят? — осторожно спрашивал Петр Иванович.

— О ком говорят? — насторожилась Фира Абрамовна.

— О нас говорят.

— О нас с вами? — вконец насторожилась Фира Абрамовна. — Где? Откуда вы знаете, Петр Иванович? Вы же там не бываете.

— Да нет, я не о том, — засмеялся Петр Иванович. — Извините, неточно выразился. Не о нас лично с вами. Я о другом. Я, в общем-то, вообще. Вот это, что по радио. Би-би-си там, «Голос Америки» — как вы к этому относитесь?

— Да как отношусь, — пожала Фира Абрамовна плечиками. — Слушаю. Интересно. Многое узнаешь, о чем у нас не пишут и не говорят. Много несправедливостей, конечно. Вы об этом?

— Ну, и об этом, — согласился Петр Иванович, — об этом тоже, но главное, меня тамошняя жизнь интересует. Вам не кажется, Фирочка, что они нас во всех отношениях здорово обогнали? И с правами — об этом я уж не говорю, — и с образом жизни. В благосостоянии они нам сто очков дадут, а?

— Да что говорить, Петя, — сказала Фира Абрамовна, — с этим не поспоришь. Цивилизованные страны, а может быть, и правда, наша плановая экономика по сравнению с ними отстает.

— И таланты, — подхватил Петр Иванович, — у нас не умеют таланты поощрять. У нас какой-нибудь профессор живет хуже, чем тамошний официант.

— У нас официанты тоже больше профессора зарабатывают, — возразила Фира Абрамовна, — только все же профессором быть почетней.

— А если какой-нибудь Кио, — сказал Петр Иванович, — или всемирно известный балерун? Вон, не зря же Макарова сбежала. И Панов вот рвется — не выпускают. А если еще какой-нибудь, уже совершенно исключительный талант, дадут ему здесь развернуться? Заработает он себе на виллу?  Да хоть на квартиру. А заработает, так все равно не позволят купить больше однокомнатной. Нет,  — вздохнул Петр Иванович, — у нас таланты не любят и не поощряют. Нет материальной заинтересованности.

— Это так, — сказала Фира Абрамовна, — вот мой племянник тоже рвется на Запад. Здесь ходу не дают — пятый пункт. И с жилплощадью никак. А он очень толковый инженер, конструктор. Ну, ему, может быть, и есть смысл, хотя не знаю, как он там приживется. Он все русское любит: и лыжник, и грибник — там, говорят не принято. Скучать будет. Но все-таки перспективы, человек еще молодой. А мы люди пожилые, свое практически отработали. Мне тоже не так много до пенсии. Ну и гарантия. Все-таки жилплощадь хоть какая-то есть, покупать не надо.