Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания - [27]

В моих литературных трудах по этой части он принимал деятельное участие, и когда впоследствии стал сам во главе Офицерской кавалерийской школы, то повел ее, конечно, опытной и твердой рукой. В том, что Брусилов был выдающимся военачальником, не приходится прибегать к доказательствам, для этого налицо более чем достаточно фактических данных. Не берусь осуждать этого моего бывшего сослуживца за его переход на службу к большевикам, так как для этого у меня слишком мало данных, и с деятельностью его у них я не знаком.

* * *

Моя личная жизнь в те годы сложилась очень благоприятно. Хотя квартира, состоявшая из большого числа маленьких и низких комнат, для крупных увеселений не была приспособлена, но зато на вид была уютна и создавала настроение, благоприятное для литературной работы. Поэтому именно эти годы и были для меня самыми плодотворными на литературном поприще.

Со всех сторон я получал книги для отзывов, но специальные военные и исторические органы я не имел возможности удовлетворить полностью своим сотрудничеством. Обширная корреспонденция, богатая внутренним своим содержанием, о которой я сейчас, при составлении моих воспоминаний, с сожалением вспоминаю, соединяла меня с выдающимися мыслителями военного мира. От бурной жизни Петербурга я был почти независим. Пески находились слишком далеко от центра города, что затрудняло поддержание знакомств, но у меня была хорошая запряжка, которая давала мне возможность посещать Петербург по мере надобности. Поэтому я мог поддерживать мои старые отношения с Николаевской академией Генерального штаба.

За время моего выздоровления после тяжелого крупозного воспаления легких я составил монографию кавалерийского генерала наполеоновских времен – Мюрата.

Затем меня интересовал перевод на русский язык «Истории кавалерии» Денисона, с тем чтобы издать эту книгу в память великого князя Николая Николаевича (старшего). В материальном отношении на помощь мне пришел в этом деле прикомандированный к школе л. – гв. Гродненского гусарского полка поручик фон Дервиз.

С этим изданием произошел случай, о котором стоит сказать несколько слов.

По инициативе покойного инспектора кавалерии объявлен был конкурс на составление «Истории конницы», по известной программе.

Комиссия, в которую входили профессора Николаевской академии Генерального штаба, не признала вполне отвечающими задачам конкурса представленные работы, но первой премии, в несколько тысяч рублей, удостоила все-таки сочинение, оказавшееся американским, – Денисона. Оно было доставлено на английском языке и перевода на русский не удостоилось. Автор напечатал свой труд по-английски, а в Германии сочинение это было оценено по достоинству, и Брике не только издал сочинение Денисона в переводе на немецкий язык, но и составил в дополнение к нему вторую часть, значительно дополняющую материал о русской коннице, роскошно иллюстрировав свое издание художественно исполненными политипажами.

Таким образом, мысль русского генерал-инспектора кавалерии осуществил американец, а немец дал возможность ознакомиться своим соотечественникам с этим, премированным русскими деньгами сочинением, причем значительно еще улучшил его, а русский человек оказался ни при чем.

Этот чистейший «скандал в русском благородном семействе» надо было обязательно загладить, и я взялся за перевод двух томов Брикса на русский язык. Под моей редакцией перевод очень удачно был исполнен бароном Раушем фон Траубенбергом, а издание, дополненное рисунками Н.Н. Каразина, удалось роскошно выполнить на средства, предоставленные фон Дервизом.

Отпечатана была всего одна тысяча экземпляров, и сумма, вырученная от их продажи, то есть 10 000 рублей, составила фонд капитала имени великого князя Николая Николаевича (старшего). Учебному комитету школы предоставлено было право на проценты с этого капитала выдавать премии за литературные работы по кавалерии.

* * *

В 1894 году я был на юге Франции, где из телеграмм узнал о кончине императора Александра III. Государь скончался от болезни почек, чему причиною было крушение императорского поезда у станции Борки.

Крушение поезда приписывалось неисправности железнодорожного пути, и министру путей сообщения пришлось покинуть пост; впоследствии же, значительно позднее, выяснилось, что это было делом революционных организаций.

Политическим отделением Министерства внутренних дел заведовал генерал Сильвестров. Выйдя в отставку и живя в Париже, уже из любви к искусству он занимался наблюдением за нашими эмигрантами-революционерами, которые его, в конце концов, убили на его же квартире, за письменным столом.

Полиция опечатала все имущество одинокого русского генерала и отправила в Петербург. Там, при разборе переписки и документов, нашли фотографии с пометками на обратной стороне тех сведений, которые собирал об этих лицах покойный. Между ними признали и одного, который поступил на придворную кухню поваренком и исчез на станции, предшествовавшей катастрофе у Борок.

Поставив адскую машину над осью вагона рядом со столовой, он покинул поезд, что и выяснилось после крушения, когда стали проверять, все ли на месте и нет ли кого-нибудь под вагонами.