Генерал Симоняк - [30]

- Выживу - накажу своим сыновьям: куда хотите идите, только не в моряки.

Но как ни измотала Романова качка, утром, едва стало известно о трагедии с теплоходом, он помчался туда.

Вернулся подавленный:

- Из батальона, который был там, немногих удалось спасти...

Симоняк молчал. Людей всегда терять нелегко. Столько времени воевали на Ханко, а погибли словно бы зря, вне боя.

Трибуц, встречавший последний эшелон ханковцев, поздоровался с Симоняком как со старым знакомым.

- Не хмурься, генерал, - говорил он комбригу, мрачно шагавшему по причалу. - Погибших не вернешь. А в целом эвакуация прошла неплохо.

- Добрые были бойцы.

Трибуц рассказал о звонках командующего фронтом.

- Ждут вас с нетерпением, - сказал он.

В этом Симоняк вскоре убедился и сам. Еще шла разгрузка судов, а ему уже вручили депешу из штаба фронта: готовиться к боевым действиям.

- Прямо с корабля на бал, - усмехнулся Романов.

Комбриг, проводя пальцами по щетинистому подбородку, пробормотал что-то про себя и подозвал Кетлерова. Надо было приступать к подготовке первой операции на новом месте. Генерал с группой штабных работников выехал в Ленинград.

На Ханко Симоняк часто думал об этом городе, попавшем в беду, окруженном вражескими войсками. Пытался представить, каков он теперь, и не мог. Сейчас город был перед ним - мрачный и молчаливый, словно запеленатый в белый саван. Застывшие на путях троллейбусы и трамваи, редкие пешеходы, бредущие по узким тропкам, проложенным не в ханковских чащах, а на обезлюдевших проспектах...

Машину, в которой они ехали, подбрасывало на ухабах, разворачивало на скользких местах. На Литейном газик сильно ударило о какой-то забор.

- Ну и шофера нам дали, - недовольно буркнул комбриг. - Ты что, за руль сел недавно?

- Знаете, товарищ генерал, - с обидой заговорил шофер, - чтоб машину вам подать, пять шоферов ее поочередно заводили.

Симоняк вскинул на него глаза.

- Силенок мало. Крутанет шофер пару раз - и выдохся. Да что говорить, после подъема добрая треть бойцов у нас остается на койках: дистрофики встать не могут.

Весь вид шофера подтверждал его слова. Глаза глубоко ввалились, нос заострился, темная с восковым отливом кожа обвисла.

- Некого было за вами нарядить. Вот и пришлось ехать самому командиру автовзвода. А руки плоховато слушаются, да и дорога... Как я тут раскатывал до войны!

- Здешний?

- Ленинградец. Такси гонял.

- Город хорошо знаешь?

- И город и всё вокруг изъездил.

- Такой шофер мне нужен.

При первой же остановке, в Рузовских казармах, где разместился один из полков бригады, Симоняк прежде всего распорядился накормить шофера.

- Поехать сможешь? - спросил его комбриг часа через полтора.

- Смогу.

- Тогда заводи.

2

Объездив полки и батальоны, прибывшие в Ленинград раньше, Симоняк поздно вечером попал в штаб фронта. Ему не терпелось хоть что-нибудь узнать у начальника связи Ковалева о своей семье. Последние месяцы он не получал писем из Куйбышева. Сильно скучал и по жене, и по дочерям, и по своему баловню, трехлетнему Вите.

- Приехал, - искренне обрадовался Ковалев. - Мы здесь заждались тебя. Ну рассказывай, как добрались.

- Погоди, Иосиф Нестерович. Как в Куйбышеве?

- Всё в порядке. Я часто Александре Емельяновне от тебя приветы передавал.

- А телеграфировать туда можно?

- Пиши.

Симоняк быстро набросал текст телеграммы:

Куйбышев, улица Фрунзе, 80 квартира, Ковалевой для Симоняк

Здравствуйте, дорогие Шура и дети. Прибыл на свою родную землю. Здоров я и все друзья. Напишу письмо особо.

Ваш Николай.

Они долго сидели вдвоем. Ковалев достал карту, исчерченную синими и красными линиями. Симоняк впился в нее глазами. И без объяснений Ковалева он уже видел, что представляет собой Ленинградский фронт. На юге линия обороны наших войск громадной подковой огибала город, упираясь одним концом в Финский залив, вторым - в Неву у поселка Усть-Тосно, занятого немцами, и далее шла по правому берегу Невы до Ладожского озера. На некоторых участках гитлеровцы находились буквально у самых городских окраин. На севере противник был остановлен на линии прежней границы.

- Всюду теперь положение устойчивое, - объяснял Ковалев. - Не немцы нас тревожат, а мы их. А тут...

Он показал на Тихвин, на подступах к которому шли яростные бои.

Еще в октябре немецкое командование бросило в наступление ударную группировку войск, которая должна была захватить Тихвин и двигаться дальше на север к Свири, на соединение с финской армией и таким образом окончательно отрезать Ленинград от страны. Врагу удалось занять Тихвин, подойти вплотную к Волхову.

В ноябре три советские армии перешли в контрнаступление, чтобы сорвать фашистский план двойной блокады Ленинграда.

- Мерецков там сейчас воюет и Федюнинский, - рассказывал Ковалев. - Армия Федюнинского отбросила немцев от Волхова, а войска Мерецкова вплотную подошли к Тихвину.

Симоняк не перебивал Ковалева. Его глаза неотрывно следили за движением карандаша, которым Иосиф Нестерович водил по карте.

- Нас бы туда, - задумчиво обронил он.

- Опоздал малость, Николай Павлович. Четыре дивизии туда из Ленинграда перебросили. Но и здесь кое-что намечается.