Генерал Кравченко - [9]

Глаза болели, кружилась голова, при посадке еще ударился левой щекой и лбом о прицел, но в горячке не заметил боли. Я испытывал радость. Мой первый бой состоялся! Я все-таки сбил бомбардировщика!

Правда, кончился этот бой как-то несуразно, изуродована моя «ласточка». Со всех сторон сбегались крестьяне. Боль в глазах и в голове усилилась. Люди окружили меня и проводили к ближайшему телефону.

Оставив у самолета охрану из крестьян, я отбыл в Наньчан. Пришлось ехать на поезде почти целые сутки. Только к вечеру 30 апреля прибыл в Наньчан, явился в часть и… попал на вечер в честь Первого мая. Не описать, как я был счастлив, видя вокруг друзей, слыша их голоса. Летчики наперебой рассказывали мне подробности сражения. В этом бою мы уничтожили 12 бомбардировщиков и 9 истребителей.

Под разноцветными праздничными первомайскими огнями мы праздновали победу».

Воздушные бои стали частыми. Добровольцы успешно срывали попытки японцев нанести бомбовые удары по военным базам и промышленным объектам Китая.

Разведка установила, что японское командование готовит массированный авиационный удар по Уханьскому аэродрому, где было сосредоточено много наших самолетов СБ. В разработке плана защиты авиабазы и города приняли участие Жигарев, Рытов и командиры истребительных групп Иванов, Благовещенский и Захаров. Спланировали все до мелочей. К Ухани были скрытно переброшены более ста истребителей И-15 («чижи») и И-16 («ласточки»). Все экипажи находились в готовности № 1. Время тянулось медленно. Людей мучило сомнение: «Вдруг разведка ошиблась и японцы не прилетят?»

В 10 часов утра посты наблюдения донесли, что на Ухань идет несколько групп японских бомбардировщиков под сильным прикрытием истребителей.

Авиагруппа А. С. Благовещенского поднялась в воздух первой, за ней остальные.

Внезапно на одну из групп из-за облаков начали пикировать японские истребители. Они подошли над облаками на высоте около 5000 метров, рассчитывая связать боем наши истребители, чтобы бомбардировщики прорвались к аэродрому.

Маневр был разгадан. Часть советских истребителей завязала бой, а основная группа под командованием Зингаева пошла на перехват двухмоторным бомбовозам и атаковала их. Два японских самолета были сбиты сразу же, в том числе ведущий группы — японский полковник. Бой разгорелся жаркий. В соответствии с разработанным планом в небе наращивалось число наших истребителей. Строй японцев распался. Они, отчаянно отбиваясь, стремились уйти на свой аэродром, а наши добровольцы отсекали им путь к отступлению. С той и другой стороны в бою участвовало не менее, чем по сотне самолетов. Бой шел на всех высотах. Беспрерывно трещали пулеметы. Завертелась такая карусель, что с земли было трудно разобраться, где свои, где чужие.

Тридцать шесть японских самолетов были сбиты в этом бою. Два из них уничтожил Григорий Кравченко. Таких сражений и таких результатов не знала тогда еще история авиации. Китайский журналист, наблюдавший за боем, писал:

«У англичан есть термин для определения жаркого воздушного боя — «дог файтинг», что означает собачья схватка. Нет, я бы этот бой советских летчиков назвал «игл файтинг!» — орлиной схваткой».

Результаты боя потрясли японское командование. И оно решило взять реванш за поражение. 31 мая 18 бомбардировщиков под прикрытием 36 истребителей попытались вновь совершить налет на Ухань. Но и на этот раз они получили сокрушительный отпор. Японцы потеряли 15 машин.

Когда наши самолеты приземлились, было обнаружено, что нет Антона Губенко. Никто из товарищей не поверил, что он погиб. Отвага и исключительное мастерство отличали этого летчика. И действительно, вскоре на горизонте показался самолет. Да, это девятка Губенко! Приземлился он неуклюже. Винт погнут, фюзеляж прострелен во многих местах. Вот что рассказывал позднее Антон Губенко:

«В этот день я участвовал в ряде схваток, провел несколько атак, много стрелял. В конце боя повстречался с одиночным И-96. Зашел ему в хвост, прицелился и нажал гашетку. Пулеметы молчали, кончились патроны. Видимо, справедливы были упреки командования и авиатехника, что я стреляю слишком длинными очередями и потому быстро расходую боезапас.

Было досадно упускать противника. Решил заставить его сесть на наш аэродром. Прибавив тазу, пристроился рядом. Пилот, увидев меня так близко, испугался, лицо его побледнело, глаза забегали. Я погрозил ему кулаком и несколько раз ткнул рукой вниз, в направлении аэродрома. Противник понял, согласно закивал головой и спиралями пошел на снижение. Я своим самолетом как бы нажимал на него сверху. У самой земли И-96 вдруг рванулся в сторону с намерением уйти от преследования. Патронов у него, видимо, тоже не было. Я, пользуясь превосходством в высоте, снова настиг врага, теперь уже решившись идти на таран.

Сначала хотел рубить противнику хвост, но передумал, подвел пропеллер под элерон левого крыла. «Чиж» дрогнул от удара. И-96 посыпался вниз, а мою машину забило, затрясло как в лихорадке. Я понял: деформирован винт. Уменьшил обороты мотора и на этом режиме дотянул и сел»[3].

Подбежавшие к самолету авиатехники и летчики увидели, что лонжерон моторной рамы надломлен, мотор еле держится. Отвались он на малой высоте, и Губенко не смог бы даже воспользоваться парашютом. Это был первый таран в небе Китая и второй в истории советской авиации. На год раньше, в Испании, Евгений Николаевич Степанов таранил фашистского аса, совершив первый в мире ночной таран.