Генерал и его женщина - [25]

Он был твердо уверен, что все неприятности начались с совершенно безумной борьбы партии с алкоголем. Сам он давно пришел к выводу, что наше общество в принципе не приспособлено для проживания в трезвом виде. Всем было ясно, что старая система не перенесет сухого закона. Всем, кроме руководства. Проблемы, которые раньше легко распутывались за дружеским столом и бутылкой интернационального напитка, теперь решать стало невозможно. Распались деловые и зкономические связи. Вместо одной политической партии, как было раньше, когда в магазинах свободно стояли вино и водка, образовалась целая дюжина.

Вместо невинных пьянок стали разрастаться гигантские, устрашающие митинги. Исчезла сплоченность. А что прикажете делать? Как сплотишься, если выпить нечего? Возникла конфронтация. Развалились экономические связи, и этого надо было ожидать: как работать, если выпить нечего, ну просто нечего в принципе, как в пустыне. Из сельхозпродуктов вместо закуски начали делать самогон, стало нечем кормить скот, не то что людей. Сократилось производство, потому что на заводе на выпивку уже не заработаешь, и народ попер в кооперативы. Возникла инфляция и расцвел бандитизм. Вокруг вдруг объявились предприниматели, раньше их называли проще - аферисты. Перегибы с выпивкой пришлось, как всегда, сильно разгибать, но уже на развалинах системы. Все вернулось на круги своя, только жизнь стала во много раз дороже. Снова проблема. Научная интеллигенция, как самая неимущая и самая умная перешла на спирт. Хоть какой-то навар от профессии, с удовлетворением думал Огородов, принимая резко пахнущие подношения в плоских стальных фляжках.

Сидя за столом президиума и слушая в пол-уха доклад Сазонова, Огородов размышлял, как более или менее с пользой скоротать несколько проверочных дней, пока комиссия потрошит институт. В конце концов он решил изучить персональный компьютер. Причин для столь странного желания было достаточно. Во-первых, двенадцатилетняя внучка Лена в школе начала изучать информатику. А поскольку дед был единственным в семье мужчиной (за коммандировками он как-то и не заметил, что дочь разошлась с мужем), то со всеми непонятными вопросами, внучка обращалась к нему. Во-вторых, вышестоящее командование освоило весь этот компьютерный жаргон и так щеголяло им на совещаниях, что Огородов иногда переставал понимать, о чем идет речь. Надо образовываться, решил он. Сейчас для этого представлялся исключительно удобный случай. В институте числилось два десятка компьютеров, а главное здесь работали его давние сослуживцы Жарков и Кронов. Он искренне любил обоих: Кронова - за юмор, Жаркова - за математический склад ума, песни под гитару и постоянное наличие спирта - и в кабинете, и в портфеле, и дома.

После обеда Огородов основательно выспался, вызвал в номер секретаря комиссии и, утвердив план проверки, не спеша направился в лабораторию Жаркова. Ужинать он решил с друзьями. Желудок-единственный орган, который доставляет удовольствие в любом возрасте, думал он ускоряя шаг. Особенно, если прием пищи происходит в кругу однополчан, когда легкий хмель воспоминаний поддерживается дружескими тостами и крепкими напитками.

Огородов распахнул дверь в кабинет начальника лаборатории и оказался в обьятьях Жаркова и Кронова. Его провели на почетное место в торце длинного стола.

- Могли мы подумать двадцать пять лет назад, что когда-нибудь вот так будем встречать его в Чистых Ключах, а Роман? Он же нам, лейтенантам когда-то казался самым страшным начальником. Куда страшнее, чем сейчас. Шутка ли: аж капитан.

У Огородова от удовольствия сверкнули глаза:

- Эх, мужики, неужели и мы когда-то были лейтенантами, а? Какая прекрасная пора! Чихать мы тогда хотели на политику и международное положение.

Жарков замкнул дверь на ключ, достал из сейфа бутыль с оранжевой жидкостью и передал её Кронову.

- Что это? - спросил Огородов.

- Коктейль"Золотой репей": спирт, глюкоза, элеутерокок, поливитамины, фанта. Рекомендуется на ночь пожилым лунатикам. Напиток для умных, Кронов взболтнул бутыль.

- Почему для умных? - спросил Огородов.

- Пятьдесят градусов. Дурак от него сразу становится самим собой и виден невооруженным глазом.

Жарков расставил сверкающие стаканы и снял со стола газетное прикрытие. На тарелках лежали нарезанные, широкие, как ладонь, и почти такие же белые куски вареной колбасы, черный хлеб, ярко красная редиска, зеленые огурцы. В центре стояли три бутылки "Нарзана".

- Вполне приличный натюрморт, - заключил Огородов.

- Нарежь огурцы, - попросил Жарков.

- Так сгрызем, - сказал Кронов.

- Ты , как я посмотрю, совсем обленился. На второй этаж на лифте ездит, представляешь, Василий?

- Ну и что? Мы в Европе живем или где?

- Или где.

- Знаете, ребята, - заговорил Огородов, - когда я выпью, мне кажется, что я больше похож на нормального человека, чем трезвый. Говорю, что думаю, смеюсь, когда смешно, ругаю начальство, люблю людей и мне даже хочется петь. От водки я чувствую себя свободным, представляете? - его круглое лицо блаженно сияло.

- Ну это ты маленько того... Как бы перегнул, - сказал Жарков.