Генерал Георгий Шпак - [4]

Беду, навалившуюся тогда на Белоруссию, я по сей день воспринимаю как личную боль. Такая же боль прочно поселилась и в душе Георгия Ивановича.

Но вот и Костюковичи, можно сказать, окраина Беларуси. Небольшой городок, в котором чувствуется рука хозяина и памятливость горожан. В краеведческом музее целый раздел посвящен Василию Филипповичу Маргелову, а на Аллее Героев – бюст человеку, который более четверти века возглавлял Воздушно-десантные войска СССР. Возлагаем венок, цветы, и каждый из нас остается наедине со своими воспоминаниями.

Ими с читателями делится земляк Маргелова генерал-полковник Георгий Шпак.

«Дядя Вася», часто приезжал как с плановыми, так и с неожиданными проверками в наше Рязанское училище. Сегодня кросс устроит, завтра – рукопашный бой, послезавтра – подтягивание. Раз приехал и говорит: «Всех офицеров на стрельбище!»

Решил генерал проверить, как офицеры училища стреляют из пистолета, и сам встал на огневой рубеж. Меня, как мастера спорта по пулевой стрельбе, выставили на рубеж рядом с командующим. Следом поставили еще двух более или менее приличных стрелков, но разрядом ниже. Для меня пистолет Макарова стал настолько за эти годы родным и привычным, что, казалось, можно с закрытыми глазами в мишень попасть. Зрение великолепное, рука никогда не дрожала. Я спокойно поднял руку, прицелился и, не опуская руки, сделал подряд три выстрела. Вдруг слышу кашель, а потом и знаменитый фирменный маргеловский мат: «Ты чего… сопляк, тут выкобениваешься?!» Я стою, не могу ничего понять. Думаю: что я нарушил? Все стоят, не стреляют и смотрят, как генерал отчитывает лейтенанта. Стою навытяжку, молчу – а что ему скажешь? Не могу понять, в чем дело. Потом только понял, что в тот момент мою чрезмерно спокойную, как показалось тогда генералу, манеру стрельбы «дядя Вася» принял за пижонство. Кричал он, кричал и вдруг решительным шагом пошел к мишеням. Очки снимает и глазам не верит. А в мишени внутри «десятки» еще одна поменьше, очерчена пунктирной линией, и все мои пулевые отверстия внутри этого самого пунктира. Поворачивается ко мне Маргелов: «Ну, ты даешь!». И пошел вдоль мишеней, а там результат намного хуже – ни одной десятки. Слышу, опять кричит, но теперь уже не на меня, а обо мне: «Учитесь стрелять у лейтенанта». Тут же построили все училище, всех офицеров, вывели меня из строя, он часы мне подарил, пожал руку, обнял.

Мне всегда претило и будет претить человеческое высокомерие, когда индивидуум, словно по поговорке, попадая «из грязи да в князи», теряет чувство меры, отрывается от действительности, отметает, будто прах, прошлое, отрекается от друзей и близких. Высокомерию и тщеславию, порокам, присущим людям с флюгерным и худосочным мышлением, с извращенной мелкой душонкой, противостоит скромность.

Откроюсь читателю: я работал с записками Георгия Ивановича Шпака с удовольствием и с творческой легкостью, когда «словам просторно – мыслям тесно». И немудрено. Мы – люди одного поколения, одного жизненного уклада, который, не в пример «перевертышам», никогда и не при каких обстоятельствах не станем очернять. Да и в тех трудностях, которые я испытывал, есть своя прелесть. Скромность, сызмальства присущая человеку, о котором я веду речь, сомнению не подлежит. И потому мне приходится с особой, но деликатной настойчивостью выспрашивать, выведывать у героя моего повествования многое из того, что осталось за пределами собственноручных записок.

В 2000 году решением Осиповичского горисполкома Георгий Иванович Шпак был удостоен звания Почетного гражданина города Осиповичи.

Ершистый Шпак

Когда я начинал работу над документальным повествованием, то договорился с Георгием Ивановичем о том, что ни острые углы, ни возможно не слишком приятные страницы биографии обходить не будем, иначе сотворим лакированный лубок служаки, который сызмальства, по М. А. Шолохову, «как в лета войдет, генералом будет». Пай-мальчиком Георгий не рос, а родители – так те сутками пропадали на работе, где уж тут углядеть за сорванцом.

Вот как описывает школьные годы Г. И. Шпак.

Учиться в детстве мне не хотелось. Учился на тройки, вечно не хватало времени, бегали мы на речку, в лес, до уроков ли тут. Парень я был уличный, одним словом, разгильдяй. Где двойка, тройка, где четверка, отец нам с братом как мог «вваливал», но даже «ременные аргументы» не помогали. Даже по прошествии времени не скажу, в чем была сокрыта причина. Наверно, натуре моей бойкой усидчивость в те годы не давалась. Хотя учителя, даже те, что раз за разом ставили в дневник «уд», а то и «неуд», считали меня способным к учебе. Однажды дошло до того, что я бросил школу. Было это так. В возрасте 15 лет, будучи учащимся восьмого класса, я для себя решил, что образование мне ни к чему. А тут еще, как на грех, повздорил с учительницей. Вызвал меня директор, а я ему сказал: «Что хотите делайте, в школу больше не пойду!» Скандал, одним словом. Я, было, подумал, что отец с мамой начнут меня отговаривать, приготовился к серьезному разговору. Но отец поступил неожиданно. Он пристроил меня работать в вагонное депо, смазывать буксы. И только когда я отработал полгода, то понял, насколько он мудрый человек…