Генерал Ермолов - [22]
— Верно, Кузя. В бою пасть куда как лучше!
В ту ночь Фёдор вовсе не смог заснуть. И не то чтобы рана сильно беспокоила его, и не шум лагерный лишал сна. Беспокойство одолело ещё на полуденном привале. Караван довольно далеко уже отошёл от Хан-Калы и вступил в земли, где обитали осетинские племена. С утра пустились в путь по узкой тропе, положенной по склону обрывистого холма. Внизу, в ущелье, шумел Терек. В полдень остановились передохнуть в неширокой поросшей редколесьем долине. Фёдор улёгся под днищем повозки, между колёс, спасаясь от слишком жарких в это время года солнечных лучей. То ли задремал он, то ли взаправду случилось так, что Соколик вдруг подошёл к чеченской повозке. Вот они, его блестящие, острые копытца, стройные бабки в белых чулочках. Почудилось всаднику, будто конь его опустил умную морду, прикоснулся носом к травке возле подбитого железом колеса. Почудилось, будто посмотрел конь на своего всадника ясными глазами, распрямился и ушёл, неслышно переступая по мягкой, утоптанной траве. И дальше во все время пути Фёдор мучительно всматривался в буйную зелень редколесья, надеясь заприметить стройный силуэт милого друга.
А ночью и пуще того: не только конь грезился ему. Высокая фигура женщины в длинной, до пят и не широкой юбке и в тёмном башлыке, будто бы мелькнула и раза два между широкими стволами вековых лиственниц.
— Нынче же сбегу, — пообещал Фёдор самому себе.
Но явился Цица, осмотрел рану и велел бородатому персиянину привязать Фёдора на ночь к повозке цепью.
И снова лодыжку разведчика охватил чугунный обруч. Свободный конец цепи бородатый страж прикрепил тяжёлым замком к колесу повозки.
— Видать здоров уж ты, братишка, — тяжко вздохнул добрый Кузя. — Боятся, что убегёшь.
Она пришла следующей же ночью. Неслышно проскользнула мимо задремавшего персиянина. Беззвучно отперла тяжёлый замок, не дала зазвенеть кандальной цепи. Вот только заклёпки с ножного кольца не получилось у неё снять. Провела тёплыми пальцами по влажному лбу Фёдора, и тот проснулся. Он не успел заметить быстрой тени, мелькнувшей меж затухающих костров, но сразу понял, что свободен.
Фёдор поначалу полз, оберегая раненое плечо, стараясь реже дышать и не озираться по сторонам. Потом брёл потихоньку, придерживая цепь здоровой рукой. Потом, почти до рассвета, просидел на ветвях невысокой пихты, всматриваясь в созвездия над головой. Весь искололся, но направление побега определил верно. Помогло и то, что Цица не держал охотничьей своры. Может быть, и снарядили бы за ним погоню, но как найти торгашу, обременённому ценой поклажей с гаремом в придачу, опытного разведчика в бескрайнем лесу?
Его нашли охотники. Николаша Самойлов и подъесаул Пашка Нестеров, адъютант Василия Алексеевича Сысоева, в сопровождении полуэскадрона казаков гоняли по лесам кабана. Версту за верстой они прочёсывали чащобу вокруг Грозной. Охота складывалась удачно. Удалось завалить пару упитанных подсвинков, но этого оказалось мало. Чёрный, мохнатый вепрь, коварный и увёртливый, заманил их в непролазный бурелом. Второй час они петляли между поваленными стволами, обдирали бока об острые шипы ежевики и терновника. Тяжёлое тело хитрого зверя изредка мелькало между стволами. Чаще они слышали лишь визгливое урчание, доносившееся то слева, то справа. Порой измученным нескончаемой погоней охотникам казалось, что не вепрь водит их по непролазной чащобе, а сам дьявол. Наконец усталый конь Пашки Нестерова уткнулся мордой прямёхонько в лицо человека. Тот сидел, привалившись спиной к стволу сосны. Он то ли спал, то ли увяз в беспамятстве. Лицо его было бледно, волосы спутаны и покрыты паутиной, одежда изорвана в клочья.
— Не похож на чечена, — сказал Николаша. Он наклонился с седла, пытаясь получше рассмотреть незнакомца. — Скорее ваш брат, казак.
— Казак иль не казак — ты ружьё наготове держи, твоё сиятельство. Иначе, неровен час, чеченом всё ж таки окажется, — буркнул Пашка, спешиваясь.
Он легонько пнул мыском подкованного сапога незнакомца в бок. Тот открыл глаза.
— Живой...
— Братцы...
— Так то ж Федька Туроверов! Ах ты, бедолага! И где ж тебя носило?
— В плену...
— Ах, ты! А Валериан-то Григорьевич уж неделю, не меньше, по лесам с татарами мотается всё ищет вас и не находит. А ты тута, под деревом притулился. Из плена убёг? Ну, молодец, что живым дошёл! Да ты, парень, не ранен ли?
— Впервые вижу такое дело, — качал седеющей головой Максимович. — Неделя только прошла, как подстрелили... в беспамятстве, говоришь, валялся?
— Да. Считаю — пару дней точно было...
— Ну это, наверное, твой Цица постарался. Опоил тебя колдовским персидским зельем, вот ты и обеспамятел. Нет, вы только посмотрите, ваше благородие! Вторая седьмица только истекла, как подстрелили, а рана почти затянулась! Вот сейчас мы тебя попользуем нашим чудодейственным бальзамом, и ты станешь новее нового!
Фёдор сидел на свежевыструганном табурете посреди комнаты Кирилла Максимовича, который заботливыми и точными движениями смазывал рану на плече казака.
Николаша Самойлов, как обычно, гладко выбритый, бакенбарды — волосок к волоску, белоснежная черкеска — ни пятнышка, внимательно разглядывал припухшее плечо Фёдора.
Трудно сказать, как сложилась бы судьба простого московского паренька Кости Липатова, ведь с законом он, мягко говоря, не дружил… Но фашистские полчища настырно рвались к советской столице, и неожиданно для себя Константин стал бойцом восемьдесят пятого отдельного десантного батальона РККА. Впереди у него были изнуряющие кровопролитные схватки за Ростов-на-Дону, гибель боевых товарищей, а еще – новые друзья и враги, о существовании которых сержант Липатов и не подозревал.
Длинен путь героев-богатырей. Берёт он начало в землях русских, тянется через степи половецкие до Тмутаракани, а затем по морю пролегает – до самого Царьграда, где живёт Елена Прекрасная. Много трудностей придётся преодолеть по дороге к ней. И ещё не известно, кому из богатырей она достанется. Это ведь не сказка, а почти быль, поэтому возможно всякое – подвергается испытанию не только сила богатырская, но и прочность давней дружбы, прочность клятв и вера в людей. Даже вера в Бога подвергнется испытанию – уж слишком точны предсказания волхвов, христианского Бога отвергающих, а сам Бог молчит и только шлёт всё новые беды на головы героев-богатырей.
Тимофей Ильин – лётчик, коммунист, орденоносец, герой испанской и Финской кампаний, любимец женщин. Он верит только в собственную отвагу, ничего не боится и не заморачивается воспоминаниями о прошлом. Судьба хранила Ильина до тех пор, пока однажды поздней осенью 1941 года он не сел за штурвал трофейного истребителя со свастикой на крыльях и не совершил вынужденную посадку под Вязьмой на территории, захваченной немцами. Казалось, там, в замерзающих лесах ржевско-вяземского выступа, капитан Ильин прошёл все круги ада: был заключённым страшного лагеря военнопленных, совершил побег, вмерзал в болотный лёд, чудом спасся и оказался в госпитале, где усталый доктор ампутировал ему обе ноги.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
2015 год. Война в Сирии разгорается с новой силой. Волны ракетных ударов накрывают многострадальный Алеппо. В городе царит хаос. Шурали Хан — красивейший и образованнейший человек в своем роду — является членом группировки Джабхат ан-Нусра. Шурали завербован в 2003 году на одной из американских военных баз в Ираке. По разоренной Сирии кочуют десятки тысяч беженцев. Шурали принимает решение присоединиться к ним. Среди руин Алеппо Шурали находит контуженного ребёнка. Мальчик прекрасен лицом и называет себя Ияри Зерабаббель.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.