Ген мужества - [12]

 - Погибли люди, - грустно произнес Решетов. – Много людей… Наводнениями и смерчами было стерто с лица Земли более половины территории всей северной Америки. Треть населения погибла.

 Стас смутился и покраснел.

 - А ведь американцы нашими союзниками были, - добавил Семен и тяжело вздохнул. – Жалко людей-то.

 - Ну а Япония, она как же? – поинтересовался Стас. – Она-то в мое время неслабым государством считалась.

 - Япония целиком ушла под воду, - сообщил Федор. – И Европа тоже сильно пострадала.

 Все помолчали, отдавая дань памяти погибшим.

 - Ну а потом? – спросил Прохор, решив, что Федору пора продолжить рассказ. – Что потом-то было?

 - Конечно, - сказал Скворцов, - не сразу и не все страны смогли отказаться от своих амбиций и милитаристских планов. Не все смогли простить обиды, нанесенные им кем-то в прошлом. Но здравый смысл все-таки победил. К две тысячи сто двадцатому году на земле не стало никакого оружия. Не только оружия массового поражения, а вообще – никакого. Оно было уничтожено за ненадобностью. Все страны Земли захотели жить в мире и согласии и совместно решать возникающие проблемы. Мир объединился. Не стало границ…

 - Твой отец – американец? – спросил Стас.

 Федор кивнул:

 - В некотором смысле. Сейчас нет границ и нет понятия национальности и гражданства.

 - Он жив?

 Федор отрицательно качнул головой, но тему развивать не стал.

 - Прости, что я так… о твоих соплеменниках.

 - Я понимаю. Ты, Станислав, жил в те времена, когда в мире не было равновесия, а российско-американские отношения оставляли желать лучшего. Россия тогда еще не стала форпостом мирных инициатив, и во взглядах представителей истеблишмента Соединенных Штатов Америки преобладали великодержавные и шовинистские настроения. Я понимаю твою неприязнь и не сержусь.

 - Вот и здорово! – воскликнул Стас. – А ты нормальный мужик, Федя!

 - Но мы еще не подошли к обсуждению обозначенной проблемы, - напомнил Орлов, вмешиваясь в диалог Стаса и Федора.

 - Как я уже сказал, - продолжил рассказ Скворцов, - мы не сразу заметили приближения беды. А ее проявления были такими. В мире понемногу стала исчезать преступность. Сначала исчезли тяжкие преступления – убийства, изнасилования… Только маньяки продолжали совершать злодеяния. Но это были больные люди. Их вычисляли и изолировали от общества в специальных учреждениях. Там их лечили. Не скажу, что очень успешно, но так или иначе, маньяков становилось все меньше и меньше. Содержащиеся в спецлечебницах постепенно умирали, а новых не рождалось. Вскоре преступность исчезла как явление.

 - Так разве это беда? – не понял Семен. – Это же здорово! Вы победили преступность, искоренили ее. Правы были Ленин и Сталин. Вот построим коммунизм, говорили они…

 - Да помолчи ты пока со своим коммунизмом, - одернул товарища Стас, - дай дослушать! Федя – мужик обстоятельный, рассказывает все подробно. Чую, до самой проблемы он еще не дошел, и победой над преступностью дело не закончилось. Так, Федя?

 - Именно так, - согласился Федор. – Удача неожиданно обернулась поражением. Первый сигнал, как это ни странно звучит, пришел со скотобоен. Все забойщики вдруг стали увольняться и искать другую работу не связанную с насилием над животными. Это стало проблемой номер один. Подавляющее число людей употребляет в пищу продукты животного происхождения. А где их взять, если свиней и коров некому забивать? Потом остановили свою деятельность научные лаборатории, в которых для проведения опытов приходится использовать жизни животных – крыс, хомячков, собак, обезьян. Наука практически встала в тупик. А чуть позже руководство клиник, больниц и госпиталей забило тревогу – мужчины-врачи отказывались работать хирургами, переквалифицировались в терапевты. Были и другие проблемы. То есть все учреждения и предприятия, где применялись процессы, связанные с причинением боли живому существу, пусть даже не явным, опосредованным, стали испытывать дефицит кадров. Это было похоже на пандемию непонятной этиологии… Ответ пришел от генетиков и ответ неутешительный - люди стали мутировать.

 - Чего люди делать стали? Мундировать? – спросил Воробьев. Впрочем, это слово не поняли ни Юрий, ни тем более Прохор. Лишь Стас, в свое время увлекающийся научной фантастикой, да и будучи современным образованным парнем, наслышанном о достижениях науки в области генетики и генной инженерии, все понял и перевел товарищам слова Федора на понятный им язык:

 - Меняться стали люди, понимаете, мужики? Человеческий организм стал меняться. У людей вот тут вот, - Стас постучал себе по голове, - что-то сдвинулось… Ну и не только тут. Короче, пропало кое-что, отвечающее за силу характера. – Он повернулся к Федору и сказал: - Так доходчивее.

 Федор кивнул, соглашаясь.

 - А я один хрен не понял, - досадливо поморщился Воробьев. – В чем проблема-то! Не могёте скотину бить, не бейте. Наесться и картошкой можно. А собачек, что в лаболаториях мучают, мне всегда жалко было.

 - Примерно так мы и рассуждали, - сказал Федор. – Потребление мяса резко сократилось. Это не беда. Как правильно заметил Семен, насытиться можно и овощами. Некоторые научные программы были свернуты. Кроме того, оказалось, что не во всяком человеческом организме произошли столь сильные мутации. А именно: у большинства женщин они были незначительными, а у некоторых вообще никаких изменений в геноме не было выявлено.