Где-то во Франции - [7]

Жизнь здесь течет почти без изменений, хотя на улице много людей в форме, а цены на бензин, сахар и мясо выросли невообразимо. И все же я полагаю, это цена, которую мы должны заплатить, чтобы наши войска имели всю необходимую им еду и снаряжение.

Эдвард полон энтузиазма после отправки во Францию, как, вероятно, и вообще все военные. Газеты все еще, кажется, уверены, что война вскоре закончится, но, на мой взгляд, это предсказание вряд ли сбудется, хотя я и мало понимаю в таких вещах. Если война заканчивается, то должно произойти одно из двух событий: обе стороны должны прийти к обоюдному пониманию, что война должна закончиться (а это, я думаю, невозможно по причине высокого уровня ненависти), или же одна сторона должна убедительно преобладать на поле боя. Не нужно быть отмеченным наградами генералом, чтобы знать: этого пока не произошло и не произойдет в обозримом будущем.

Очень надеюсь, Вы в добром здравии и не слишком вымотаны работой. Не нужны ли Вам какие-нибудь книги? Я недавно послала Эдварду посылочку с книгами и журналами, буду рада отправить ее и вам.

Искренне Ваша

Лилли

– 4 –

– Капитан Фрейзер?

– Да, капрал?

– Вам пришли письма из дома, сэр. Я положил их поверх других бумаг на вашем столе.

Еще одна кипа писем, помоги ему Господь. Он находился здесь всего шесть недель, а письма из дома шли нескончаемым потоком. Все доброжелательные, все блаженно несведущие о том, что на самом деле происходит во Франции и Бельгии, но ему все равно приходилось отвечать на них, пусть и через силу.

Спустя какое-то время он стал отправлять всем практически одно и то же письмо. Спасибо за добрые пожелания. Да, я довольно сильно занят, но госпиталь, в котором я работаю, превосходен и отлично оснащен. Еще раз спасибо, что не забываете меня, искренне ваш и т. д., и т. п.

Поступая в армию, он знал, что ничего хорошего не предвидится – он прочитал достаточно об оружии, применявшемся на недавних войнах, а потому ожидал только худшего. Проблема состояла в его ожиданиях и в том, как они искажались реальностью, которую он каждый день видел в палатах.

В роли военврача он знал, как исправить поврежденное, как вылечить рану, как вернуть цельность разломанному на части, даже если травмы на первый взгляд кажутся неизлечимыми. Но как он мог сражаться с невидимым врагом?

Кто-то называл этого врага газовой гангреной. Кто-то – брюшным тифом. Как бы их ни называли, эти болезни были его врагами, убивавшими пациентов одного за другим, как бы долго и тщательно ни залечивал он их раны.

После проведенных им операций нередко проходили день, неделя, две, и тут начинался жар – даже при самом незначительном ранении. Роковая и безжалостная инфекция мучительно убивала его пациентов, миллиметр за миллиметром отравляла их тела.

Чего только они не делали, чтобы избежать заражения! Они каждый день отмывали палаты от пола до потолка, сжигали полевые формы, в которых поступали к ним раненые, промывали их кожу карболовым раствором перед операцией. Они даже оборудовали специальные изоляторы для раненых с признаками жара. И все тщетно.

Он сел за стол, взял пачку писем. Одно от матери, два от коллег в Лондоне, а четвертое… почерк был незнакомый. Женский, почти каллиграфический. Он перевернул конверт и увидел адрес, вытесненный на обороте: Эшфорд-Хаус, Белгравия-сквер, Лондон.

Вот уж чего он никак не ожидал. Письмо от Лилли.

Он вскрыл конверт и быстро, слишком быстро прочитал письмо. Почему она написала ему? Из чувства долга? Или Эдвард попросил ее об этом? Или она написала ему по собственному желанию, чтобы установить с ним какую-то связь?

Он еще раз прочел письмо. Ни слова о ее женихе.

Какова бы ни была причина, она написала ему и, кажется, написала искренне, а потому он вполне может ответить ей.

Госпиталь общего назначения № 4

Где-то во Франции

16 октября 1914 года

Дорогая леди Элизабет,

благодарю Вас за письмо. Я и в самом деле пребываю в добром здравии и не особенно устал, хотя сейчас переживаю не лучшие времена ввиду трудностей, с которыми мы сталкиваемся в постоперационном периоде наших раненых.

Я во Франции чуть больше месяца, меня переправили сюда через Гавр после трехнедельной офицерской подготовки. Муштра, бесконечные правила и инструкции, которые нужно знать назубок, а хуже всего учебная стрельба – в ней я показал плохие результаты, чем очень горжусь. Когда нас переправили во Францию, я запер свой служебный пистолет в шкафчик и искренне надеюсь, что он останется там до конца войны.

Когда выдавалось свободное время, мы проводили медицинское обследование рекрутов – отправке во Францию подлежат только абсолютно здоровые солдаты. Армия его величества на данный момент может позволить себе быть разборчивой, но настанут времена, когда она будет принимать всех без разбору в возрасте от шестнадцати до шестидесяти, невзирая на рост, здоровье и навыки. Помяните мои слова.

Госпиталь, где я работаю, расположен в отеле, который на время войны используется для нужд британской армии. Это здание своим величием намного превосходит все, где я когда-либо жил или работал, оно, конечно, не может сравниться с домом Вашего отца, но в тысячу раз лучше, чем моя маленькая квартирка в Уайтчепеле или древние больничные палаты в Лондоне. И уж конечно, подача горячей воды в ванные здесь гораздо более устойчивая.