Где-то в Краснобубенске... Рассказы о таможне и не только - [43]

Мраков икнул и, пошатываясь, покинул приёмную…

Через три дня его уволили. За поведение, несовместимое со светлым образом российского таможенника…

Они сидели на кухне в малогабаритной квартире Шкрябова, пили. После увольнения почти все сослуживцы отвернулись от Мракова. Некоторые, на всякий случай, даже не подавали ему руки, боялись Самурайского. Мраков их не винил.

— Натворил ты делов, Витя! — говорил Шкрябов. — Ох, натворил!

Мраков тяжело вздыхал.

Шкрябов тоже опасался мстительного Евгения Робертовича, но от Мракова не отшатнулся. Всё-таки, они были друзьями.

— Диван твой на помойку выкинули, — Шкрябов разлил остатки водки по стаканам. — Сразу, как только ты ушёл…

В дверь настойчиво позвонили.

— Кого-то ждёшь? — встрепенулся Мраков.

Шкрябов пожал плечами.

На пороге стояла симпатичная девушка в облегающей кофточке и белоснежных шортах.

— Здравствуйте! — девушка широко улыбалась. — Скажите, а вы верите в Бога?

Шкрябов задумался.

— Так что? Верите ли вы в Бога? — задорно повторила девушка.

— Вы хотите услышать ответ прямо сейчас? — девушка Шкрябову понравилась. — Может, зайдёте? Мы с товарищем сидим одни. Интересно обсудить этот вопрос…

— Нет-нет, — заторопилась нечаянная посетительница. — Лучше вы к нам приходите с товарищем. Мы — свидетели Иеговы, наш дом находится…

Шкрябов захлопнул дверь.

— Кто приходил? — спросил Мраков.

— Никто, — ответил Шкрябов. — Ошиблись квартирой. Давай выпьем, Витя. За тебя.

КАК Я…

КАК Я ИСКАЛ РАБОТУ

А вы пробовали в наше непростое кризисное время устроиться на работу? А вы? Нет, не тогда, когда вам чуть больше двадцати, вы полны сил, энтузиазма и пустых иллюзий. А тогда, когда ваши мысли обрели кажущуюся стройность, походка сделалась замедленной и подчёркнуто солидной, а вашими лучшими друзьями незаметно стали продавленный диван в большой комнате и равнодушный одноглазый телевизор. Да-да, я говорю о себе, достаточно заурядном сорокачетырёхлетнем мужчине, напрасно причисляющим себя к несуществующему в России среднему классу.

Когда-то, очень-очень много лет назад, мне посчастливилось учиться и закончить без особого блеска, но и без сокрушительных провалов (в виде многомесячных «хвостов» и досрочного отчисления) экономический факультет ЛГУ. Кому сегодня что-либо поведает эта аббревиатура? В восьмидесятые же годы прошлого столетия её знали все. Впрочем, нет, не все. Как минимум один индивидуум, старшина рядового отделения милиции Приморского района Дудаков, никогда о ней не слышал (что, заметим, наверняка не мешало ему слыть самодостаточным человеком).

Как-то раз возвращались мы после просмотра на стадионе наинуднейшего футбольного матча первенства СССР «Зенит» — «Таврия» и меня, вместе с такими же болельщиками-молокососами, загребли в «ментовку». То ли мы громко пели, то ли тихо ругались — сейчас уж и не припомню. Строгий мордатый лейтенант, окинув нас брезгливым взглядом, приказал своему подчинённому, коим оказался рыжеволосый старшина Дудаков, переписать наши персональные данные. По всей видимости, для организации в отношении нас неких поучительных репрессий.

Добравшись до моей скромной персоны, старшина погрыз дешёвую шариковую ручку и устало поинтересовался:

— Фамилия, имя, отчество.

— Сергеев Андрей Александрович.

— Адрес?

Я продиктовал название улицы и номер дома в далёком спальном районе.

— Работаешь, учишься?

— Учусь.

— Где?

— В ЛГУ.

Дудаков, высунув кончик грязно-розового языка, старательно занёс в протокол три буквы. Было заметно, что правописание не является его сильным качеством.

— Номер?

— Чего номер? — я опешил.

— Номер твоего ЛГУ! — слегка раздражаясь, пояснил мент.

— Нет никакого номера! — я продолжал недоумевать.

— Так не бывает! — раздражение Дудакова заметно усилилось. — Номер должен быть обязательно!

И тут до меня дошло. Старшина перепутал ЛГУ с ПТУ! Ленинградский Государственный университет имени А. А. Жданова с профессионально-техническим училищем. ПТУ, а проще, «путяги», действительно все имели номера. Например, в 42-ом готовили поваров.

Сдерживая смех, я посоветовал:

— Пишите «тринадцатое»!

Дудаков удовлетворённо кивнул и коряво вывел рядом с буквами «ЛГУ» цифру тринадцать. Не исключаю, что через неделю-другую в ПТУ № 13 пришла «телега» из органов, живописующая «подвиги» ученика Сергеева и требование со всей принципиальностью разобрать его поведение на комсомольском собрании таких же как он недоумков.

Но мы отвлеклись. Итак, усвоив в течение пяти весёлых студенческих лет, массу бесполезных и полезных вещей, я вышел за ворота «альма матер». К бесполезным вещам я причислял политэкономию социализма, истмат с диаматом, а также историю КПСС. К безусловно полезным относились приобретённые навыки разливать водку в подъезде по булькам, занюхивать порцию спиртного «мануфактуркой» (то бишь, рукавом пиджака или куртки), охмурять простодушных первокурсниц в общаге и чётко представлять последовательность приёма лекарств в случае лёгкого венерического заболевания.

Несмотря на хромую поступь перестройки и демократизации общества, в той жизни ещё оставалась такая отрыжка социалистической системы образования как распределение. То есть вчерашних студентов не просто тупо вышвыривали на улицу, а ещё и предоставляли им какое-никакое рабочее место. Так я оказался в шикарном заведении под названием «Ленгипролестранс». Сей проектный институт, как и прочие проектные институты на всём пространстве Советского Союза занимался какой-то лабудой, то есть не занимался ничем. В видимость работы энергично включился и я. Благо, это оказалось нетрудно. Правда, тисканье в кладовке молодых сослуживиц, пьянки на дежурствах в составе добровольной народной дружины и обязательные посещения овощебазы быстро набили оскомину. Вид затрапезных советских инженеров настойчиво отбивал охоту связывать с «Ленгипролестрансом» (или, как многие его называли — «ЛенГИБЛОлестрансом») свою жизнь. В результате, спустя пару лет, мною овладела непреодолимая тяга к перемене мест. Рабочих мест. В одна тысяча девятьсот восемьдесят девятом году перед молодым человеком, в меру прекрасным и не совсем уж безмозглым, открывались все пути-дороги. Можно было поступить в кооператоры и попробовать заняться пошивом безобразных курток ядовитой расцветки или «варить» джинсы. Можно было записаться ландскнехтом в нарождающиеся бандитские войска. Можно было, в конце концов, наплевать на охватившую меня тягу и остаться куковать в тёплом, безмятежном «Ленгипролестрансе». На семейном совете с мамой, отцом и старенькой бабулей мы рассмотрели все вышеназванные варианты. Кооперативы отпали сами собой по причине противоестественного роста обеих моих рук из места, находящегося пониже спины. «Ленгипролестранс» всем казался тупиковой ветвью развития, а про бандитско-рэкетирские мечтания папа сурово предложил даже не заикаться. Слово «таможня» возникло спонтанно. Знакомый папиного знакомого немного знал человека, занимающего в Авиационной таможне Ленинграда значительный пост. Я тут же высказал сомнение по поводу такого неопределённого знакомства. Знакомый знакомого! Тоже мне, «блат»! А без «блата» во времена развитого социализма устроиться в приличное место не было никакой возможности. Таможня же, по моему глубокому убеждению, безусловно, являлась таким приличным местом. Справедливости ради стоит отметить, что мои познания о таможне этим убеждением и ограничивались.