Где собака зарыта - [6]

Шрифт
Интервал

— Собственно, не столько заявление, сколько спросить, — сказал Господь Бог. — Как же так получается, что люди предпочитают в наше время слушать Святую мессу, совсем не заходя в костел? Костел почти пустой, а они толпятся снаружи, на улице, целыми семьями и вместо того, чтобы стоять на коленях, либо сидят на корточках, либо отвешивают поклоны. Я было испугался, что они таким образом хотят выказать пренебрежение, но, заглянув в их сердца, ничего подобного там не нашел.

— Думаю, — сказала пани Эльжбета, — что эта проблема не подвластна простой категоризации. Порой, быть может, на самом деле имеет место пренебрежение, но я бы назвала это своеобразной демонстрацией непричастности ко всему тому, что происходит там внутри. И это при принципиально положительном отношении к богослужению как культурному явлению. Люди идут на богослужение из соображений приличия, часто также из уважения к идеям Господа, но сам обряд, контакт со сверхъестественным миром, мне представляется чем-то непристойным. В костеле им не по себе, у них нет потребности совершенствоваться, стать другими, преодолеть границы того времени и того пространства, в которых они помещают свои устремления и воспитывают детей. Поэтому они участвуют в богослужении, но пассивно, оправдываясь, что, мол, предпочитают пение птиц воплям органиста или что должны время от времени посматривать, не угнали ли их машину, и это — их персональный вспомогательный ритуал, сделавший их участие в мессе скорее символическим, чем реальным, освободивший их от обязанности чувствовать себя ответственными за Бога, за ксендза, за все метафизические конфигурации мира. Это позволяет им сохранить уверенность в себе. Сюда еще добавляется опасение оказаться в смешном положении, если случайно окажется, что Бога нет…

— Но ведь Я есмь, — робко заметил Господь Бог.

— А где гарантия, — пошутила пани Эльжбета, — что и через двадцать минут Вы все еще будете существовать? Таков уж этот наш образ жизни, что относительно Вас можно иметь лишь философскую уверенность, что, впрочем, не исключает факта Вашей абсолютной непредсказуемости на практике.

— Действительно, — улыбнулся Господь Бог, — я и забыл, что ты у нас интеллектуалка.

— И притом индивидуалистка, — улыбнулась пани Эльжбета.

— Только никогда больше не пытайся стать интриганкой, — сурово сказал Господь Бог и исчез.

Пани Эльжбета почувствовала себя обманутой. От разговора с Господом Богом она ожидала гораздо большего. В сущности, происшедшее вообще трудно назвать разговором, максимум — увертюрой к настоящему обмену мнений, подумала она, потому что ее переполнял оптимизм и уверенность в свои силы, и сейчас она весьма охотно провела бы вечер в дискуссиях с Господом Богом по всем проблемам современного мира. Ну что ж (вспомнила она о своем достойном сочувствия положении), прежде всего надо освободить кабинку, а то придет сейчас кто-нибудь и начнет ломиться.

Официантка стояла у входа в зал и разговаривала с гардеробщицей. Заметив выходившую из туалета пани Эльжбету, женщины прервали разговор и принялись бесстыдно ее разглядывать. Пани Эльжбета подошла к ним. — Прошу прощения, — сказала она, — я плохо себя почувствовала, сколько я должна за туалет? — И, не дожидаясь ответа гардеробщицы, обратилась к официантке: — Давайте я и вам сразу заплачу, сколько причитается за все кофе?

— Вы ничего не должны, за все уже заплачено, — ответила официантка, — пожалуйте к столику, кофе ждет.

Пораженная и озадаченная, пани Эльжбета вошла в зал. Внезапно сообразив, что держит плащ на руке, она хотела было вернуться и сдать его в гардероб, как вдруг увидела, что за ее столиком сидит пани Дарья и, не обращая внимания на то, что все на нее смотрят, плачет, размазывая по лицу грязь черных слез.

31 июля 1994 (в поезде)

3 августа 1994 (на диване)

РЕЗКОЕ ОСЛАБЛЕНИЕ СЛУХА

традиционный рассказ

1. Как раз читая Вирпшу (а значит, не случайно, поскольку держал в руках Ars peccandi), я вспомнил сон, о котором рассказал Монике Шевц, когда та пришла ко мне, а я спал после электрокоагуляции. То есть все-таки внутренняя работа над этой историей продолжается, изводит меня, а что поделаешь, думаю, в конце концов расскажу ее и вам, рассказал же я ее уже Франтишке (в письме), Рафалу рассказал и Радеку, а все что-нибудь новое да и припомнится, как будто ее вообще пока не рассказывал, а посему, рассказывая ее теперь для всех для вас, я не упущу ничего и сотворю из нее некую Очень Важную Историю, и тогда, может быть, она от этого во мне съежится, захиреет и испустит дух, что было бы лучшим исходом.


2. Что ж, начнем с этого самого сна. Мне снилось, что плыву я на корабле по океану и налетает буря, страшный ветер, волны. На борту суматоха, ужас. Постепенно я начинаю понимать, что нам грозит крушение, и тогда меня охватывает абсолютно реальное чувство близкой смерти; страх, что не успею внутренне подготовиться к ней. Тем временем морские волны громоздятся, становясь явно выше нашего корвета, швыряют его как щепку, что я могу самолично засвидетельствовать, ибо видел все это как бы с высоты, хотя, конечно, постоянно находился на палубе, причем все более и более парализуемый пониманием (уж слишком натурально вздымались волны), что кораблекрушение означает для меня гибель. В то же время точка, с которой я все это видел, поднималась все выше и выше и мой взор охватывал все большее и большее водное пространство, пока наконец ему не открылись берега, но отнюдь не суша, а как бы края большого аквариума, отчего страх мой сделался еще больше, потому что в аквариуме плавал самый настоящий большой парусник со мною на борту. Я находился на захватывающей дух тонкой линии, становившейся все тоньше и тоньше, но пока державшейся; водные валы нарастали, судно все так же противостояло их напору, и тут до меня дошло, что я могу не беспокоиться за это равновесие, что это в принципе мое видение бури, что я смотрю на нее как на свое собственное творение, и хотя мой страх стал ничуть не меньше, мне уже было все равно, угомонится ли стихия. И так бы все это длилось и длилось, до тошноты, если бы стук Моники Шевц не вытолкнул меня из сна; но теперь половина из вас скажет, что и у вас тоже был такой же сон, или похожий, с чем могу согласиться, но ручаюсь, что никто, кроме меня, не пережил той истории, которая один к одному отразилась в этом сне, впрочем, как и многие другие истории, которые с нами либо уже приключились, либо еще приключатся.


Еще от автора Адам Видеман
Стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Комната из листьев

Что если бы Элизабет Макартур, жена печально известного Джона Макартура, «отца» шерстяного овцеводства, написала откровенные и тайные мемуары? А что, если бы романистка Кейт Гренвилл чудесным образом нашла и опубликовала их? С этого начинается роман, балансирующий на грани реальности и выдумки. Брак с безжалостным тираном, стремление к недоступной для женщины власти в обществе. Элизабет Макартур управляет своей жизнью с рвением и страстью, с помощью хитрости и остроумия. Это роман, действие которого происходит в прошлом, но он в равной степени и о настоящем, о том, где секреты и ложь могут формировать реальность.


Признание Лусиу

Впервые издаётся на русском языке одна из самых важных работ в творческом наследии знаменитого португальского поэта и писателя Мариу де Са-Карнейру (1890–1916) – его единственный роман «Признание Лусиу» (1914). Изысканная дружба двух декадентствующих литераторов, сохраняя всю свою сложную ментальность, удивительным образом эволюционирует в загадочный любовный треугольник. Усложнённая внутренняя композиция произведения, причудливый язык и стиль письма, преступление на почве страсти, «саморасследование» и необычное признание создают оригинальное повествование «топовой» литературы эпохи Модернизма.


Прежде чем увянут листья

Роман современного писателя из ГДР посвящен нелегкому ратному труду пограничников Национальной народной армии, в рядах которой молодые воины не только овладевают комплексом военных знаний, но и крепнут духовно, становясь настоящими патриотами первого в мире социалистического немецкого государства. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Скопус. Антология поэзии и прозы

Антология произведений (проза и поэзия) писателей-репатриантов из СССР.


Огнем опаленные

Повесть о мужестве советских разведчиков, работавших в годы войны в тылу врага. Книга в основе своей документальна. В центре повести судьба Виктора Лесина, рабочего, ушедшего от станка на фронт и попавшего в разведшколу. «Огнем опаленные» — это рассказ о подвиге, о преданности Родине, о нравственном облике советского человека.


Алиса в Стране чудес. Алиса в Зазеркалье (сборник)

«Алиса в Стране чудес» – признанный и бесспорный шедевр мировой литературы. Вечная классика для детей и взрослых, принадлежащая перу английского писателя, поэта и математика Льюиса Кэрролла. В книгу вошли два его произведения: «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье».


Дряньё

Войцех Кучок — поэт, прозаик, кинокритик, талантливый стилист и экспериментатор, самый молодой лауреат главной польской литературной премии «Нике»» (2004), полученной за роман «Дряньё» («Gnoj»).В центре произведения, названного «антибиографией» и соединившего черты мини-саги и психологического романа, — история мальчика, избиваемого и унижаемого отцом. Это роман о ненависти, насилии и любви в польской семье. Автор пытается выявить истоки бытового зла и оценить его страшное воздействие на сознание человека.


Мерседес-Бенц

Павел Хюлле — ведущий польский прозаик среднего поколения. Блестяще владея словом и виртуозно обыгрывая материал, экспериментирует с литературными традициями. «Мерседес-Бенц. Из писем к Грабалу» своим названием заинтригует автолюбителей и поклонников чешского классика. Но не только они с удовольствием прочтут эту остроумную повесть, герой которой (дабы отвлечь внимание инструктора по вождению) плетет сеть из нескончаемых фамильных преданий на автомобильную тематику. Живые картинки из прошлого, внося ностальгическую ноту, обнажают стремление рассказчика найти связь времен.


Бегуны

Ольга Токарчук — один из любимых авторов современной Польши (причем любимых читателем как элитарным, так и широким). Роман «Бегуны» принес ей самую престижную в стране литературную премию «Нике». «Бегуны» — своего рода литературная монография путешествий по земному шару и человеческому телу, включающая в себя причудливо связанные и в конечном счете образующие единый сюжет новеллы, повести, фрагменты эссе, путевые записи и проч. Это роман о современных кочевниках, которыми являемся мы все. О внутренней тревоге, которая заставляет человека сниматься с насиженного места.


Последние истории

Ольгу Токарчук можно назвать одним из самых любимых авторов современного читателя — как элитарного, так и достаточно широкого. Новый ее роман «Последние истории» (2004) демонстрирует почерк не просто талантливой молодой писательницы, одной из главных надежд «молодой прозы 1990-х годов», но зрелого прозаика. Три женских мира, открывающиеся читателю в трех главах-повестях, объединены не столько родством героинь, сколько одной универсальной проблемой: переживанием смерти — далекой и близкой, чужой и собственной.