Где рождаются циклоны - [3]

Это пучок стальных нервов, в оболочке изношенного и тщедушного тела. Он был золотоискателем. Его мучила лихорадка, а дизентерия изъела его внутренности. Теперь он богат, очень богат. Когда он говорит его худые жилистые руки гладят одеяло привычным жестом крупье.

Тихим голосом, с полузакрытыми глазами, развалившись на кресле, он диктует своей машинистке приказы, письма, решает сложные задачи, где речь идет о коносаментах, о грузе, о расходах и договорах. «Все дело заключается в том, что деньги никогда не должны выходить из кассы», — говорит он. — «Дела подобны игре в шахматы: продажа в Сан-Франциско возмещает покупку в Тринидаде». — Он ведет переписку со всеми частями света.

Он любит это положение тигра, выжидающего добычу. Выражение лица у него жестокое; нос большой, крючковатый; карие, блестящие глаза углублены; лоб высокий; усы взъерошены.

Кошка играет с мышкой. Соблазнитель любит играть с человеком — все равно будь то просто доверчивый малый или отъявленный плут! Сначала бархатная лапка, потом когти. И при этом какая коварная улыбка под длинными усами! Хороший ли он человек? Дурной ли? Это садист.

Он слушает Бодлэра, с полузакрытыми глазами, как будто смакует ликер:

«Мать воспоминаний, первая из всех любовниц», затем хлопает но плечу коммерсанта…

— «Вы знаете, я социалист, чорт возьми!» кричит он, желая его напугать.

Он способен испытывать чувства симпатии, дружбы, нежности.

Он не вполне уверен, был ли он когда-нибудь любим женщиной. Он охотно рассказывает, что ему изменяли. Иногда его хищные глаза принимают меланхолическое выражение, за это ему многое простится. Он лжет и любит пускать пыль в глаза. Но не всегда с умыслом. Это поэт. После его рассказов о море, долгое время не знаешь, что сказать… Я ненавижу соблазнителя, это несомненно. Но вместе с тем я не уверен, не люблю ли я его.

Бар

Он находится на самом верху, на верхней палубе. Он господствует над кораблем и голубой окружностью океана. Ночью все его окна сверкают во мраке. Электричество ярким светом заливает лакированные деревянные столы и столы с зеленым сукном. Большие кожаные кресла. Красное дерево и никель. Буфетчику, толстому негру, тесно в его убежище за стойкой, его курчавая голова точно ореолом окружена бутылками и ярлыками.

Он размахивает своей палочкой, как кастетом. От небольшой качки меняется уровень ликера в рюмках:

Как хорошо в уютном баре,

Вдыхая запах рома и ванили,

Плыть к берегам Антильских островов,

Абрикотин потягивая вкусный.

За стаканом вина

Это священный час для тех, которые уже пересекали тропики.

Море вблизи корабля черно-синего цвета, подобное небу летней ночью. Нос корабля с легким шумом разрезает его, вспенивая воду. Горизонт опоясан лиловыми и розовыми облаками. Солнечный закат превращает столб дыма в скрученные волосы рыжей вакханки.

Но, бог о ней, с этой феерией, когда в баре ожидает стакан вина.

В баре встречаются две категории пассажиров — сторонники мартиникского пунша, по большей части французы, чиновники, с демократическим оттенком и поклонники шампанского, аристократы, промышленники, словом, «порядочные люди».

Сегодняшний вечер я присаживаюсь к столику любителей пунша, к радикалам. Приходится употреблять это выражение, так как после тафии следует обыкновенно политика. Алкоголь не опьяняет людей с тропиков, но остальное…

Их четверо за столом, четверо, которые никогда не бывают пьяными. Самый веселый — это Мишон, учитель фехтования, проживший двадцать пять лет в колониях. Он не садится за стол, не выпив предварительно девять или десять стаканов пунша. Раз как-то он выпил их двадцать. «Так и течет в горло», — говорит он. Другой продолжает: — «В жарких странах без алкоголя живо пропадешь». А третий заключает: — «Хочешь не хочешь, а приходится пить, вы сами скоро в этом убедитесь!»

Получасового разговора и стакана пунша достаточно, чтобы иметь понятие о некоторых сторонах жизни в колониях.

Все там пьют, от Гваделупы до Кайенны, и женщины даже больше, чем мужчины. Стакан водки выдувают, не сморгнув, следующим образом: приподнимают локоть и вливают стакан в открытый рот. И тафия легко проходит. Адамово яблоко даже не пошевелится. Потом крякнут и дело готово.

Пьют натощак. Это называется «опохмелиться» пли «поправиться».

Пьют со всеми и особенно с жандармами.

«Прежде жандармы были как братья, — сказал учитель фехтования, — теперь это только жандармы».

Старослуживые республиканской гвардии, приехавшие туда, также подтверждают это.

Про человека, который хорошо пьет говорят: «Это хороший стрелок!»

На Мартинике, в горах, можно пить без последствий, но стоит спуститься на равнину, как становишься пьяным. Таким образом иногда видишь субъектов, выдувших пять или шесть пуншей на горе, которые совершенно твердо держатся на ногах, но начинают покачиваться по мере того, как спускаются вниз.

Что же касается жен лодочников в Гвиане, они выдерживают больше, чем мужчины. Их мужья всегда привозят с золотоносных участков четыреста или пятьсот франков. Когда они снова поднимаются вверх по реке, часть денег они оставляют дома. Можно себе представить, как их жены этим пользуются.