Где обитает душа - [4]

— Я люблю тебя. Слышишь? Люблю.

Это не было правдой. Это было утешением для меня. Я чувствовала это. И в этот момент я услышала в своей голове команду атаки, которая активировала мой киберрежим. И голос командира своей стрелы:

— Альсифер, обезоружь объект, я перевожу атаку на другую зону.

Наползающие на нас зомби остановились, потом развернулись и стали отползать. Мощным движением я вырвала бомбу из рук растерявшегося Райдера. И поднялась во весь рост спиной к нему:

— Я люблю тебя, Райдер. Это правда, с того дня как увидела. Моей вины в вашем поражении нет. Я получила неисправность и просто жила. Но сейчас тебе не следует смотреть в мои глаза. Они будут убеждать тебя, что я лгу. И это тебя погубит. Прежде чем стрелять мне в спину, подумай о том, что я сейчас включу полный боевой режим, взорву бомбу и сделаю все возможное, чтобы дать тебе уйти. Я тебя знаю, ты сможешь.

Ответом мне были лишь зашуршавшие за спиной камни. Райдер уходил. Он чувствовал, что я предатель еще тогда, когда перестал ко мне приходить. Какое то сверхъестественное чувство подсказывало ему это, но он промолчал тогда. И промолчал сейчас.

А из моих черных глаз с горящими багровыми буквами 'G' лились слезы. Я бросила бомбу в самую гущу киберзомби и приготовилась убивать и умирать.

2 часть. Внутренний враг

Марина работала в Институте 'умников' давно. По профессии она была детским хирургом. И успешно прошла сложнейший отбор, когда государственные чиновники отбирали врачей в ее больнице для секретной государственной медицинской программы с повышенной оплатой и немыслимыми льготами. Сначала это был совместный государственный проект с червяками. И многие из добровольцев, в том числе и Марина, ради науки позволили вживить червяка в себя, так сказать для изучения инопланетного разума изнутри. И даже поставить себе для учета клеймо государственной корпорации, разрабатывающей проект. Но вскоре, она начала понимать, что она больше не Марина, а 'умник'. Постепенно Марина поняла, что не может свободно управлять своими руками, ногами. Не может говорить что хочет, не может делать что хочет. Все это за нее говорит и делает 'умник'. Марину определили в детское отделение. Где она должна была готовить человеческих детей к внедрению доминантного симбиота, что в отличие от взрослого позволяло полностью стереть человеческую личность из тела носителя. И здесь Марина заметила, что ее 'умник' с детьми позволяет ей быть собой. И уже не она, а он в эти моменты является сторонним наблюдателем. Марина не могла пугать детей тем неотвратимым будущим, которое их ожидало. Поэтому старалась, как могла скрасить последние дни детей играми и интересными занятиями. Но каждый день кого–то уводили. И каждый день плененное сознание Марины заливались горькими слезами внутри 'умника' провожая одного из своих 'детенышей', как она стала называть вверенных ей детей, бесстрашно бредущего на смерть за руку с очередным 'умником' в белом халате.

А однажды вести ребенка на внедрение симбиота пришлось ей. Маленькая хрупкая ручонка то и дело пыталась выскользнуть из Марининой руки, девчонка вертела головой во все стороны. Она впервые за несколько лет покидала детское отделение. По дороге им все улыбались улыбками 'умников' и девочка искренне улыбалась им в ответ. Махала им свободной рукой. Маленькая, легкая как балеринка. Девочке было восемь. Имен у детей не было, были номера пациентов, но для себя Марина называла каждого по–своему. Эту она почему–то назвала Лепесток. Хотя все ее существо хотело назвать ее Солнышком. Но чем чаще имя Лепесток всплывало в ее сознании, тем больше она к нему привыкала. Так и стала эта девочка Лепестком. Который сейчас разрежут пополам, чтобы засунуть червяка в это легкое и маленькое тельце. И оно уже не сможет так искренне и счастливо улыбаться ни 'умникам', никому. Одолеваемая тяжелыми мыслями Марина дошла до кабинета имплантации. Попросила девочку сидеть на месте на кушетке возле кабинета, отодвинула тяжелую дверь и вошла сдавать медицинские карты.

В кабинете стояла тяжкая смесь металлического запаха крови, сырого мяса, соевого запаха почек, рыбного запаха легких. И других извлеченных органов, на место которых внедрялся симбиот, с успехом восполняя их функции. И даже сильный запах дезинфекторов эти запахи не перебивал. Посреди прозрачных операционных боксов, возвышающихся с пола до потолка, стояли дети возраста 8–10 лет. Стояли в сознании. В некоторых уже были внедрены симбиоты. Некоторые, находясь под действием обезболивающих, все еще ожидали внедрения и в их затухающих глазах был ужас и просьба о помощи. Но никакой помощи Марина оказать им не могла. Лепесток! — громко застучала кровь в ее голове. Лепесток! Лепесток! Пока она не попала в этот бокс, Марина может увести отсюда Лепесток. Только осторожно. Чтобы не поменяться в лице, чтобы не выдать себя. Чтобы Лепесток ее сама не выдала. Марина аккуратно положила принесенные ею карты маленьких пациентов на стол врача-'умника' и сказала, что сейчас подготовит и приведет ребенка. Потом она спокойно вышла из кабинета, заперла за собой дверь, взяла за руку Лепесток и велела ей молчать и делать, что она говорит. Марина не понимала, куда она идет, и откуда в ее голове зароились сразу столько непонятных, ни разу не посещавших ее мыслей. Но она была рада пойти против своего 'умника'. Пока сможет, она будет ему противостоять. Она наберет с собой седативных инъекций, чтобы хотя бы на какое–то время обезвредить своего 'умника' и спасет Лепесток… А почему только Лепесток? Она спасет ВСЕХ своих 'детенышей'. Она сделает для этого все невозможное. Преодолеет любую парализацию своих движений от 'умника'.