Где лежит море? - [15]
— Мы называем какую-нибудь вещь новой, если она для нас новая, — чуть погодя сказал он. — Вот друг Медвежонка для нас новый человек, сегодня солнечно, и это для нас тоже новость.
— И еще какая! — поддакнула Мама-медведь.
Малютка, которая снова держала в зубах свою куклу (она уже успела ее откуда-то притащить), вынула ее изо рта, положила рядом с собой на травку и спросила:
— А я? Я для вас тоже новость?
— Пожалуй, — улыбнулась Мама. — В каком-то смысле она для нас тоже новенькая, — пояснила Мама, обращаясь к нам. — Ведь она совсем недавно родилась.
Малютка уселась рядом со своей куклой, но даже не посмотрела в ее сторону. Может, она ее побаивалась или злилась за что-нибудь. Но один раз она все-таки повернула к кукле свою мордочку и спросила:
— А ты почему не разговариваешь?
И тут же сама ответила тоненьким кукольным голоском:
— Потому что я еще маленькая.
А потом добавила уже своим обычным голосом:
— Ну, тогда понятно.
Перед уходом я сфотографировал все медвежье семейство.
В последний раз я был у медведей осенью. С тех пор я их больше не видел. Мы сидели рядом со входом в берлогу, а в воздухе кружили сухие листья.
— Мне опять снился снег, — сказал Медвежонок.
— И какой же он? — спросила Бабушка.
— Он падает и падает, — сказал Медвежонок. — Вот и все.
— Но ведь это и есть самое главное, — сказала Бабушка.
— Снег белый, это тоже не надо забывать, — сказал Папа и зевнул.
— Он белоснежный, — подтвердила мама. — Иначе б его не было видно. Зимой ведь такая темень, хоть глаз выколи.
— А я? Я тоже белая? — влезла Малютка.
— Ты — нет, — сказал Медвежонок.
Малютка обиженно вскочила на задние лапки.
— Зато ты бурая, — стал утешать ее Папа.
— А я не хочу быть бурой! — захныкала Малютка, которая вообще-то уже не была такой маленькой.
— Мы все бурые, — примирительно сказала Мама.
А Бабушка добавила:
— Белыми бывают лошадки.
И она запела:
И Бабушка тяжело вздохнула, ведь к зиме ей пришлось накопить порядочно жиру. Рядом с Бабушкой сидела Малютка, а рядом с Малюткой — кукла, которая успела потерять свои черные ботиночки. Юбки на ней тоже не было. К тому же кукла теперь была такая же бурая, как и ее хозяйка. Белыми оставались только белки глаз.
Я еще раз сфотографировал всех медведей. Мы немножко помолчали, а потом заговорил Медвежонок:
— Интересно, что я на этот раз просплю? — задумчиво произнес он.
Он думал о предстоящей зиме. Я тоже.
Медвежонок явно загрустил. Грусть у медведя сопутствует усталости, которую он ощущает перед зимней спячкой. А у людей грусть — предвестник расставаний.
— Я тебе все расскажу и покажу, как только ты проснешься, — пообещал я.
— Может, на этот раз вы будете изучать жизнь рыб, которые живут подо льдом, — предположила Мама.
— Или жизнь людей, которые бодрствуют всю зиму, чтобы встретить Деда Мороза и покататься на лыжах, — сказал Папа.
— От людей столько шуму, — вздохнула Мама. — И пахнет от них странно, а от некоторых вообще воняет. Они мчатся взад-вперед на своих машинах и поездах, как будто быстро — это всегда лучше, чем медленно.
— И ходят только на задних лапах, — подхватил Папа-медведь. — А передние, которыми они размахивают, называют руками. Еще они делают кучу всяких вещей, а потом живут среди них, как будто вещь — это член семьи.
Тут Папа остановился, чтобы почесаться.
— Они могут снимать с себя одни шкурки и надевать другие, — продолжил Папа. — Еще они, как и мы, любят мед и листья салата. Правда, мы их больше любим с улитками.
Все немножко помолчали, а потом Мама сказала:
— Но главное, что люди повсюду суют свой нос.
Прошло уже шестьдесят три дня с тех пор, как медведи заснули. Рядом с моей кроватью висит фотография, а на ней — все медвежье семейство. На меня с этой фотографии смотрят десять медвежьих глаз. И два кукольных. Для моих двух человеческих глаз это даже многовато.
— А ты не знаешь какой-нибудь истории, в которой бы говорилось о сне? Например, как кто-то плыл всю ночь на кровати, как на корабле?
— Нет, не знаю.
— А я знаю.
— Ну и какую?
— Историю эту нельзя рассказать. А если начнешь, сразу уснешь.
— А если послушаешь?
— Уснешь тут же.
Меканье и беканье
У многих животных есть свои любимые словечки. Однажды их выучив, они уже не могут без них обходиться. Корова мычит «му». Не «ма», не «ми» и уж тем более не «мех» и не «мох». И всегда мычит, а не бормочет или, к примеру, кричит. Так что ее язык выучить несложно. Да и языки других животных тоже.
«Му» означает «мой ум». Времени для размышлений у коров много. Они любят полежать и подумать, оттого они такие умные. Лежат себе в тишине и мычат.
Петух кричит «кукареку», что означает «клююсь и кричу». Известно, что петух — птица отважная. А зачем ему отвага, не так-то и важно. Наверное, просто так.
А собака говорит «гав». Потому что не выговаривает «ч», «с» и «р». Она хочет спросить «который час?», но выходит у нее только «гав».
Потому она так долго и лает, что никто ей не отвечает.
Кваканье лягушки — это тоже вопрос. «Ква» на латыни значит «где?». Вот лягушка и ищет что-то везде. Ищет, ищет, но никак не найдет. Хотя поиски много веков ведет. С той поры, когда в Риме говорили еще на латыни.
