Где деньги, мародер? - [83]

— Лебовский, просыпайся! — Ларошев бесцеремонно тряс меня за плечо. — Пора вставать! В душ, на завтрак и на собрание! Что у тебя есть из одежды? Только этот костюм?

Я с трудом разлепил глаза и посмотрел как мой суматошный декан критично разглядывает мою одежду, развешанную на стуле.

— Это ужасно! — сказал он. — Надо заняться твоим гардеробом!

— Но меня вполне устраивает этот костюм, — пробурчал я, выбираясь из-под одеяла. — Мне его Ярослав Львович подобрал.

— Впрочем, сегодня он как раз подойдет, — продолжал Ларошев спор с самим собой. — Произвести впечатление умного, но бедного мальчика. Если они сочтут тебя слишком обеспеченным…

— В душ вы тоже со мной пойдете? — спросил я, натягивая халат, который мне в числе прочего белья выдала кастелянша.

— Подожду здесь, — Ларошев критично осмотрел стул, поддернул брючины идеально отглаженного кремового костюма и сел. — Поторапливайся, Лебовский!

Витек и третий сосед в комнату так и не возвращались. Либо ушли до того, как Ларошев меня разбудил. Я кинул на плечо полотенце и пошел к лестнице. Душ на три десятка леек был в подвале. Горячую воду здесь подавали с семи до девяти утра и с семи до девяти же вечера. Все остальное время помыться было тоже можно, но только холодной. Я оттирался жесткой мочалкой и грубым почти хозяйтсвенным мылом до скрипа кожи. Ощущение было такое, что этот дурацкий запах бомжового пальто и мусорной Ушайки, въелся в ноздри и все равно не торопится меня покидать. Ночью я ополоснулся по-быстрому, особенно под ледяными струями не понежишься, зато сейчас я остервенело намяливал каждый кусочек своей кожи. А запах как будто становился острее. И всколыхнул ночные воспоминания. Того как черные пальцы утаскивают Синклера за шею. Хруст костей. Вопли. Сиплый голос бомжа.

Надеюсь, все это того стоило. И монеты эти будут стоить баснословных денег…

Поняв, что я скоро начну сдирать мочалкой кожу, я выключил воду, вытерся насухо, натянул халат и поднялся наверх.

Нда, картина маслом… Ларошев вовсе не сидел на том же стуле, где я его оставил. Он стоял перед столом и задумчиво разглядывал лежащую на нем глиняную копию Золотого Соболя.

— Откуда это у тебя? — спросил он, не успел я переступить порог.

— Вы рылись по моим карманам? — зло спросил я. — Не слишком ли близко вы решили со мной познакомиться, Владимир Гаевич?

— Нет-нет, это получилось случайно, — Ларошев замахал руками. — Я всего лишь хотел немного отряхнуть ваш костюм и привести его в божеский вид, а это выпало из кармана.

— В мызе валялась, я подобрал, — я с как можно более равнодушным видом взял слепок со стола и покрутил в пальцах. — Собственно, из-за этой штуки мы вчера и затеяли тот разговор про проклятие.

— Но откуда оно у вас в мызе? — Ларошев подозрительно прищурился. — Мне кажется, вы чего-то не договариваете, Лебовский!

— Вы даже не представляете, сколько всего я вам про себя не рассказал! — я развесил мокрое полотенце на натянутой вдоль стены веревке. — Например, вы понятия не имеете, что я люблю есть на завтрак, или, скажем, какие девушки мне нравятся. И вы точно не в курсе, кого я представляю, когда мне хочется подрочить. Может вы лучше все-таки расскажете мне про эти Соболя, и какие события объяснило бы проклятие?

— Обязательно расскажу, — горячо заявил Ларошев. — Но потом! А вы… Вы опять заговариваете мне зубы!

— Владимир Гаевич, клянусь, что я весь ваш! — я хмыкнул. — Вот честное слово! Тема с поисками кладов для возрождения исторического факультета мне нравится гораздо больше, чем вы можете себе представить. Сегодня я просто вывернусь наизнанку, чтобы заполучить нам первых клиентов.

— А эта штука? — Ларошев потянулся к глиняной монете.

— А эта штука будет чем-то вроде примера, — я отвел руку с монетой от декана. — Когда ведешь речь о поиске всяких древних реликвий, лучше иметь что-то такое в руках, чтобы можно было показать, о чем идет речь.

— Хм… — Ларошев наморщил лоб. — Звучит даже довольно разумно.

— А я о чем? — я пожал плечами и сунул монету обратно в карман пиджака. Кажется, моя импровизация сработала. Все-таки эта грань, за которой энтузиаст-Ларошев превращался в собаку-подозреваку была удивительно тонкой. И мне пока не всегда удавалось ее улавливать.

— Одевайся! — Ларошев тревожно посмотрел на часы. — Надо успеть еще позавтракать!

— Да, мамочка, — почти про себя пробормотал.

Всю дорогу до столовой Ларошев сыпал разными фамилиями и давал краткие характеристики их носителями. Кого-то я запомнил, кого-то нет, но не пытался сам себе устроить экзамен на знание сильных мира сего в Сибири. Некоторые фамилии были знакомые — Ворсины, Крюгеры, Демидовы. Некоторые я слышал впервые — Игнюки, Зарадаевы, Круженко. Слушал внимательно. И пока ел, слушал внимательно. Впитывал новые сведения и закусывал их ватрушкой с компотом. Не перебивал тараторящего Ларошева, который, кажется, волновался гораздо больше меня.

— И последнее, — Ларошев отступил на шаг и осмотрел меня со стороны. — Когда будешь выступать, сильно не старайся. Тебе сейчас ни к чему попечитель. И даже меценат ни к чему. Попечитель будет требовать от тебя академических успехов, а меценаты вовсе не так бескорыстны, как им хотелось бы казаться. Но выступить тебе придется. Твой выход — один из последних, так что время сориентироваться у тебя будет. Все понял?