Где Бог когда я страдаю? - [2]

Клайв Стейплз Льюис. «Боль утраты. Наблюдения»

Находясь рядом с людьми, которые испытывают сильную боль, я чувствую себя совершенно беспомощным. Беспомощным и виноватым. Я стою и наблюдаю, как лицо человека искажается гримасой боли, слышу вздохи и стоны. При этом я отчетливо понимаю, какая пропасть отделяет меня от страдальца. Я не способен войти в его страдания. Я могу лишь наблюдать за ними со стороны. И какие бы слова я в эту минуту ни произнес, они окажутся жалкими и искусственными — словно реплика из школьного спектакля.

Однажды я получил сигнал о помощи от своих близких друзей — Джона и Клавдии Клэкстонов. Каждому из них было чуть за двадцать. Они не так давно поженились. Я с изумлением увидел, как любовь полностью преобразила Джона: за два года, пока он ухаживал за Клавдией, он из жесткого циника превратился в ярого оптимиста. Теперь все его письма были преисполнены энтузиазма — в основном по поводу начала семейной жизни.

Но вдруг от Джона пришло письмо, которое сильно меня взволновало. Обычно он писал чисто, без помарок. А тут — сплошные перечеркивания. Причину Джон объяснил сам: «Прости, что в письме столько исправлений… Мне очень трудно подобрать нужные слова. Не знаю, как и сказать о нашем несчастье». Брак Клэкстонов натолкнулся на препятствие, которое супругам показалось непреодолимым. У Клавдии диагностировали болезнь Ходжкина — рак лимфоидной ткани. Врачи определили шанс на выживание в пятьдесят процентов.

Буквально на той же неделе Клавдии сделали операцию — разрезали ее от подмышки до живота и удалили все злокачественные ткани. Накачанная лекарствами, ослабевшая жена Джона лежала теперь на больничной койке.

По иронии судьбы Джон в это время работал в местной больнице помощником капеллана. И тут он заметил, что перестал испытывать сострадание к больным. «С одной стороны, — рассказывал мне Джон, — я стал лучше понимать их состояние. Но мне было совершенно все равно! Небезразлична мне была только Клавдия. Мне хотелось кричать на страдальцев: «Перестаньте ныть, дураки! Вам плохо? А моя жена, может быть, сейчас умирает!»

И Джон, и Клавдия были христианами, но у них зародилась неожиданная обида на Бога — на верного и любимого Спутника, который их предал. «Почему такое случилось с нами? — спрашивали они. — Неужели один год счастья был всего лишь подачкой? А теперь — вот это?!»

Радиотерапия быстро изменила Клавдию. От ее былой красоты не осталось и следа. Она постоянно ощущала слабость, кожа потемнела, волосы выпали. Из–за раздражения слизистых она тут же срыгивала любую еду. Врачам пришлось на какое–то время прервать процедуры, потому что горло Клавдии настолько распухло, что ей было трудно глотать.

Потом лучевую терапию возобновили. Клавдии приходилось лежать обнаженной на металлическом столе. И в такие моменты, когда ничем другим заняться было нельзя, когда слышалось только щелканье и жужжание аппарата, бомбардировавшего ее тело невидимыми глазу частицами, когда каждый сеанс облучения старил ее на несколько месяцев, Клавдия могла размышлять лишь о Боге и о своем страдании.

Гости Клавдии

Клавдия надеялась, что братья и сестры по вере смогут хоть чуть–чуть утешить ее, хоть как–то прояснить то, что с ней происходит. Но служители и прихожане ее церкви говорили путано и сбивчиво. Их речи не приносили утешения.

Например, дьякон мрачно посоветовал поразмышлять о том, чему Бог пытается ее научить. «Видимо, что–то в твоей жизни Богу не угодно, — говорил дьякон. — Ты в чем–то отошла от Его воли. Такие болезни просто так не случаются! Бог использует внешние обстоятельства, чтобы предостеречь нас или наказать. Что Он тебе говорит?»

Через несколько дней Клавдию ждал сюрприз: ее навестила прихожанка, которую Клавдия знала только в лицо. Видимо, эта полная рассеянная женщина, вдова, добровольно взяла на себя обязанность подбадривать болящих. Она принесла цветы, спела несколько гимнов, прочла несколько радостных псалмов — типа «да рукоплещут реки, да ликуют вместе горы» (Пс 97:8). Когда Клавдия попыталась заговорить с ней о своей болезни, о перспективах лечения, вдова тут же сменила тему. Она думала, что страдание можно победить весельем и доброжелательностью. Больше она не показывалась.

Заглянула еще одна сестра — заядлая любительница телепрограмм, в которых выступали проповедники–целители. Излучая уверенность, она заявила, что единственная надежда Клавдии — это чудесное исцеление. Когда Клавдия пересказала посетительнице слова дьякона, та воскликнула: «Болезнь не может быть Божьей волей! Разве ты не читала Библию? Это дьявол! Это он рыщет как рыкающий лев, ища кого проглотить, а Бог исцеляет. Однако тебе недостает веры, чтобы обрести исцеление! Помни, Клавдия: вера движет горами. Она может сдвинуть и твою болезнь. Главное, произнеси с верой Божье обетование и провозглашай победу!»

Следующие несколько дней, лежа в кабинете с металлическими стенами, Клавдия пыталась «поймать веру за хвост», но ей казалось, что она чего–то недопонимает. У нее не было сомнений, что Бог обладает великой силой. Дело было лишь в том, чтобы убедить Его в искренности своей веры. Но Клавдии думала, что вера не похожа на мышцу, которую можно накачать при помощи специальных упражнений — вера представлялась ей чем–то неосязаемым, непостижимым, неуловимым. Одна лишь мысль об «овладении верой» вызывала у Клавдии чувство усталости. Она просто не понимала, что от нее требуется!