Где апельсины зреют - [34]

— Bonne chance, monsieur…

— Глаша! что онъ говоритъ? Неужто двухъ франковъ на чай ему мало? спросилъ жену Николай Ивановичъ.

— Желаетъ счастія въ игрѣ.

— А почемъ онъ знаетъ, что мы будемъ играть?

— Ахъ, Боже мой! да вѣдь сюда только за этимъ и ѣздятъ!

Извощикъ пошелъ далѣе и, наклонившись къ Глафирѣ Семеновнѣ, даже началъ подавать ей совѣты въ игрѣ въ рулетку, продолжая улыбаться самымъ добродушнымъ образомъ.

— Прежде всего не горячитесь… Но тихо, спокойно… И первую ставку на красную или черную… говорилъ онъ мягкимъ голосомъ на ломанномъ французскомъ языкѣ итальянца.

Глафира Семеновна отшатнулась.

— Да онъ съ ума сошелъ! Вдругъ дѣлаетъ мнѣ наставленія въ игрѣ… проговорила она, бросивъ строгій взглядъ на извощика.

— Осади назадъ, мусью! Осади. Получилъ на чай — и будетъ съ тебя! крикнулъ на него Николай Ивановичъ и тутъ-же прибавилъ, обратясь къ женѣ:- Сама, матушка, виновата… Якшаешься около игорныхъ столовъ чортъ знаетъ съ кѣмъ. Партнеръ твой вчерашній по игрѣ. Онъ тебя за партнера и считаетъ.

— Да развѣ я виновата, что здѣсь извощики шляются во всѣ мѣста, гдѣ бываетъ чистая публика!

Конуринъ, задравъ голову, осматривалъ входъ въ игорный домъ.

— Этакій подъѣздище-то великолѣпный! У иного дворца подъѣздъ въ сто разъ хуже, говорилъ онъ.

— На кровныя денежки дураковъ построенъ. Они ихъ сюда наносили, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

— Дураковъ… Однако, здѣсь вся Европа играетъ, возразила Глафира Семеновна.

— Ничего не обозначаетъ. На средства всѣхъ европейскихъ дураковъ. Умные люди здѣсь играютъ, что-ли? Умный человѣкъ въ рулетку играть не станетъ.

— Поди ты! У тебя все дураки. Отчего-же тѣ не дураки, которые въ стуколку играютъ, въ винтъ?

— Въ стуколку или въ проклятую дѣтскую вертушку!.. — воскликнулъ въ свою очередь Конуринъ. — Помилуйте, матушка Глафира Семеновна, что вы говорите! Въ стуколку у тебя карты въ рукахъ и всю ты эту музыку видишь, а здѣсь какъ тебѣ эти самые… маркеры они что-ли, что вотъ при вертушкахъ-то?

— Крупье…

— Ну, а здѣсь какъ тебѣ крупье машину пуститъ, такъ ты и долженъ вѣрить, что это правильно. А вѣдь онъ можетъ пустить и шибче и тише, съ какимъ-нибудь шуллеришкой стачавшись. Знай я, что пойдетъ вертушка тише или шибче — сейчасъ у меня другой разсчетъ.

— Да вѣдь вы еще не видали, какъ здѣсь вертушку пускаютъ и судите потому, какъ въ Ниццѣ ее пускаютъ. А здѣсь Монте-Карло… здѣсь на всю Европу… здѣсь совсѣмъ другіе порядки…

— Да вѣдь и вы еще не видали.

— Не видала, но много читала про эту рулетку. Однако, что-же мы не входимъ въ нутро, Николай Иванычъ? Толпимся на подъѣздѣ и безъ всякаго толку… — заговорила Глафира Семеновна.

— Дай, матушка, зданіе-то осмотрѣть. Успѣешь еще деньги-то свои отдать. Хорошъ подъѣздъ, но одного въ немъ не хватаетъ… — произнесъ съ ироніей Николай Ивановичъ.

— Ахъ, какой знаменитый архитекторъ выискался! Чего-же это не хватаетъ-то?

— А вотъ тутъ надъ подъѣздомъ должна быть надпись на всѣхъ европейскихъ языкахъ: "здѣсь дураковъ ищутъ".

— Да полно вамъ! Ну, что это въ самомъ дѣлѣ! Всѣ дураки, дураки… Вы очень умны, должно быть?

— Самый первый дуракъ, иначе-бы сюда не пріѣхалъ.

Разговаривая на эту тему, они обошли кругомъ весь игорный дворецъ, посмотрѣли съ откоса внизъ, гдѣ въ стрѣльбищѣ проигравшіеся игроки, вымѣщая свою злобу на невинныхъ голубяхъ, бьютъ ихъ изъ ружей, и снова подошли съ главному входу.

— Бѣдные голубки! — вздыхала Глафира Семеновна.

— Здѣсь, душечка, жалости нѣтъ, здѣсь и людей не жалѣютъ — отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

— Но я удивляюсь, какъ это не запретятъ для удовольствія голубей разстрѣливать.

— Здѣсь ничего не запрещаютъ. Человѣка даже до застрѣла доводятъ. Нашего-же родственника въ третьемъ году чуть не до сапогъ раздѣли, ты сама знаешь.

— Ахъ, вы все про одно и тоже. Ну, что-жъ, входите.

Они вошли. Уже совсѣмъ стемнѣло и вездѣ зажгли электричество. Представляющій изъ себя верхъ роскоши вестибюль блисталъ электричествомъ. Въ немъ толпилась нарядная публика, очень мало разговаривавшая и съ удивительно озабоченнымъ дѣловымъ выраженіемъ на лицахъ. Ни веселья, ни улыбки Ивановы и Конуринъ ни у кого не замѣтили. Ежели кто и разговаривалъ, то только полушопотомъ. Только у бюро игорнаго дома стоялъ нѣкоторый говоръ.

— Билеты на входъ надо взять, что-ли? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Да конечно-же… Видите, люди берутъ, отвѣчала Глафира Семеновна и повела мужа и Конурина въ бюро.

— Комбьянъ пене? спрашивалъ Николай Ивановичъ у юркаго конторщика въ очкахъ и съ перомъ за ухомъ. — Комбьянъ антре?

— Votre carte, monsieur?.. спросилъ тотъ и забормоталъ цѣлую тираду, пристально разглядывая Николая Ивановича сквозь очки.

Николай Ивановичъ, разумѣется, ничего не понялъ.

— Глаша! Что онъ за рацею такую передо мной разводитъ? задалъ онъ вопросъ женѣ.

— Карточку твою для чего-то проситъ. Спрашиваетъ откуда мы, гдѣ живемъ.

— Тьфу ты пропасть! Люди деньги принесли имъ, а онъ къ допросу тянетъ! проговорилъ Николай Ивановичъ, доставая свою визитную карточку и, подавая ее конторщику, тутъ-же прибавилъ:- Только все равно, мусье, по русски ничего не поймешь.

Конторщикъ принялъ карточку, повертѣлъ ее, отложилъ въ сторону и опять заговорилъ.