Где апельсины зреют - [13]

— Есть-ли какое сравненіе! отвѣтилъ Николай Ивановичъ. — Странно даже и сравнивать. Москва — деревня, а здѣсь европейская цивилизація. Ты посмотри вотъ на эту нимфу… Каковъ портретикъ! А вотъ эти самые купидоны какъ пущены!

— Да ужъ что говорить! Хорошо.

— Вотъ видите, а сами все тоскуете, что заграницу съ нами поѣхали, вставила свое слово Глафира Семеновна, обращаясь къ Конурину. — Тоскуете, да все насъ клянете, что мы васъ далеко завезли. Ужъ изъ-за однихъ трактировъ стоитъ побывать заграницей.

— Помѣщенія вездѣ — уму помраченье, ну, а ѣда въ умаленіи. Помилуйте, ѣздимъ, ѣздимъ по заведеніямъ, по восьми и десяти французскихъ четвертаковъ съ персоны за обѣды платили, а нигдѣ насъ ни щами изъ разсады не попотчивали, ни кулебяки не поднесли. Даже огурца свѣжспросольнаго нигдѣ къ жаркому не подали. А объ ухѣ я ужъ и не говорю.

— Французская ѣда. У нихъ здѣсь этого не полагается, отвѣчала Глафира Семеновна.

— Ну, а закуски отчего передъ обѣдомъ нѣтъ?

— Какъ нѣтъ? Въ Грандъ отель въ Парижѣ мы завтракали, такъ была подана на закуску и колбаса, и сардинки, и масло, и редиска…

— Позвольте… Да развѣ это закуска? Я говорю про закуску, какъ у насъ въ хорошихъ ресторанахъ. Спросишь у насъ закуску — и тридцать сортовъ тебѣ всякой разности несутъ. Да еще, помимо холодной-то закуски, форшмакъ, сосиски и печенку кусочками подадутъ и все это съ пылу, съ жару. Нѣтъ, насчетъ ѣды у насъ лучше.

Разговаривая, компанія усѣлась за столикомъ. Гарсонъ съ расчесаными бакенбардами, съ капулемъ на лбу, въ курткѣ, въ бѣломъ передникѣ до полу и съ салфеткой на плечѣ, давно уже стоялъ въ вопросительной позѣ и ждалъ приказаній.

— Катръ дежене… скомандовалъ ему Капитонъ Васильевичъ.

— Oui, monsieur. Quel vin désirez-vous?

Было заказано и вино, причемъ Капитонъ Васильевичъ прибавилъ:

— Е оде'вы рюсъ.

— Vodka russe? Oui, monsieur… поклонился гарсонъ.

— Да неужели водка здѣсь есть? радостно воскликнулъ Николай Ивановичъ.

— Есть. Держутъ. Вдову Попову сейчасъ подадутъ.

— Ну, скажи на милость, а мы въ Парижѣ раза три русскую водку спрашивали — и нигдѣ намъ не подали. Такъ потомъ и бросили спрашивать. Вездѣ коньякомъ вмѣсто водки пробавлялись.

— То Парижъ, а это Ницца. Здѣсь русскихъ ступа не протолченая, а потому для русскихъ все держутъ. Въ ресторанѣ Лондонъ Хоусъ можете даже черный хлѣбъ получить, икру свѣжую, семгу. Водка русская здѣсь почти во всѣхъ ресторанахъ, разсказывалъ Капитонъ Васильевичъ.

Конуринъ просіялъ и даже перекрестился отъ радости.

— Слава Богу! Наконецъ-то послѣ долгаго поста русской водочки хлебнемъ, сказалъ онъ. — А я ужъ думалъ, что до русской земли съ ней не увижусь.

— Есть, есть, сейчасъ увидитесь, но только за нее дорого берутъ.

— Да ну ее, дороговизну! Не наживать деньги сюда пріѣхали, а проживать. Только-бы дали.

— Вонъ несутъ бутылку.

— Несутъ! Несутъ! Она, голубушка… По бутылкѣ вижу, что она!

Конуринъ весело потиралъ руки. Гарсонъ поставилъ рюмки и принялся откупоривать бутылку.

— А чѣмъ закусить? спрашивалъ собесѣдниковъ Капитонъ Васильевичъ. — Редиской, колбасой?

— Да ужъ что тутъ о закускѣ разсуждать, коли до водки добрались! Первую-то рюмку вотъ хоть булочкой закусимъ, отвѣчалъ Конуринъ, взявъ въ руку рюмку. — Голубушка, русская водочка, двѣ съ половиной недѣли мы съ тобой не видѣлись. Не разучился-ли ужъ я и пить-то тебя, милую? продолжалъ онъ.

— Что это вы, Иванъ Кондратьичъ, словно пьяница приговариваете, оборвала его Глафира Семеновна.

— Не пьяница я, матушка, а просто у меня привычка къ водкѣ… Двадцать лѣтъ подъ-рядъ я безъ рюмки водки за столъ не садился, а тутъ вдругъ выѣхалъ заграницу и препона. Вотъ ужъ теперь за эту водку съ удовольствіемъ скажу: вивъ ли Франсъ!

Мужчины чокнулись другъ съ другомъ и выпили.

— Нѣтъ, не разучился пить ее, отлично выпилъ, сказалъ Конуринъ, запихивая себѣ въ ротъ кусокъ бѣлаго хлѣба на закуску, и сталъ наливать водку въ рюмки вторично. — Господа! Теперь за ту акулу выпьемте, что мы видѣли давеча на берегу. — Нужно помянуть покойницу.

Гарсонъ между тѣмъ подалъ редиску, масло и колбасу, нарѣзанную кусочками. Водкопитіе было повторено. Конуринъ продолжалъ бормотать безъ умолку.

— Вотъ ужъ я теперь никогда не забуду, что есть на свѣтѣ городъ Ницца. А изъ-за чего? Изъ-за того, что мы въ ней нашу русскую, православную водку нашли. — Господа! По третьей? Я третью рюмку наливаю.

Собесѣдники не отказывались.

Гарсонъ подалъ омлетъ.

— Неси, неси, господинъ гарсонъ, назадъ! замахалъ руками Конуринъ.

— Отчего? Вѣдь это-же яичница, — сказалъ Капитонъ Васильевичъ.

— Знаемъ! Въ Парижѣ намъ въ эту яичницу улитокъ зажарили. Да еще хорошо, что яичница-то, кромѣ того, была и незажаренными улитками въ раковинахъ обложена, такъ мы догадались.

— Что вы, помилуйте, да это простая яичница съ ветчиной. Видите, красная копченая ветчина въ ней, — пробовалъ разъубѣдить Конурина Капитонъ Васильевичъ.

— А кто поручится, что это не копченая лягушка? Нѣтъ, ужъ я теперь далъ себѣ слово заграницей никакой смѣси не ѣсть.

— И я не буду ѣсть, — отрицательно покачала головой Глафира Семеновна, сдѣлавъ гримасу.

Ѣли только Николай Ивановичъ и Капитонъ Васильевичъ.