Газета Завтра 973 (30 2012) - [68]

Электронная почта: [email protected]

Телефон: [phone]

Служба рекламы: [phone]

Технический блог

Электронная почта технического отдела [email protected] .

(function(w, c) { (w[c] = w[c] []).push(function() { try { w.yaCounter11286280 = new Ya.Metrika({id:11286280, enableAll: true, webvisor: true}); } catch(e) { } }); })(window, "yandex_metrika_callbacks");

Возле реализма Возле реализма Алексей Татаринов 25.07.2012

Часто слышны слова о том, что словесность наших дней — сплошной постмодернизм: за текстами Пелевина и Сорокина, Шарова и Липскерова совсем не видно произведений, посвящённых современному человеку, который старается справиться с проблемами нового века. Не думаю, что идея тотального наступления постмодернизма в современной литературе верна...

Никакой фантастики, отражены основные изменения языковой нормы, тщательно воссозданы социальные контексты, интерес к типичному сознанию, оказавшемуся в предсказуемых границах, построенных нашим сейчас. Русская литература, зная, где располагаются национальные вершины, стремится быть реализмом. Востребован он и как издательский проект. 

Сложнее вопрос о сущности и качестве подобного искусства, о его силе и способности поднять русскую словесность на новый уровень.

Популярность реализма подтверждает процесс поиска необходимого эпитета, призванного усилить те или иные грани классической эстетики. Юрий Мамлеев, стремясь спасти "вечную Россию" от провокаций ада, много лет разрабатывает концепцию "метафизического реализма". Более десяти лет назад объявил о начале своего пути "новый реализм", который активно развивался в прозе Шаргунова, Сенчина, Прилепина, теоретически оформлялся в манифестах и статьях Елены Погорелой, Андрея Рудалёва и других критиков...

"Реализм — это я", — могли бы сказать многие современные русские писатели. Пользователи Сети знают, как популярны сегодня разнообразные формы дневников, исповедей, комментариев к событиям. Писателем может почувствовать себя каждый. Одна из главных тенденций литературы нового века — ставка на автобиографическое начало, поиск художественности в собственной повседневности, желание самого себя — часто неприкаянного, но всё равно любимого — сделать главным персонажем рассказа, романа, сборника. 

На особом внимании к собственной биографии строится большинство текстов Сенчина, умеющего преображать в слове житейский аутизм и депрессивную тяжесть. 

Сергей Шаргунов в прошлом году выпустил "Книгу без фотографий", состоящую как раз из многочисленных снимков своего прошлого...

Эдуард Лимонов в новом романе "В Сырах" спокойно рассказывает о годах, проведённых в одной из московских промзон после выхода из тюрьмы. Сообщает, чем и с кем жил, как женился на Актрисе, родил с ней двоих детей и расстался. 

Но главное в ином: состоявшаяся личная реальность даёт писателю возможность говорить о том, что он — Фауст, сближающийся в героическом архетипе, созданным Гёте. Лимонов–Фауст, сохраняя безусловный интерес к своей биографии, начинает проповедовать: о том, что люди — биороботы, что они созданы какой-то космической слизью, нуждающейся в энергетической пище. Только восстание против Создателей спасёт нас. Данная мысль озадачивает, но точно объясняет неисчезающую революционность автора.

Андрей Аствацатуров, питерский писатель и преподаватель зарубежной литературы, в прошлом году опубликовал "Скунскамеру", в 2009 году вышел его первый роман "Люди в голом". Аствацатуров не Лимонов: ему не нужны потрясения, он ни с кем не собирается бороться. Он пишет о занятных мелочах персонального опыта, о встречах с коллегами, студентами, случайными прохожими. Мастерство повествователя сказывается в ярких эпизодах, способных предстать и запоминающимся анекдотом, и мировоззренческим символом. Обращение к себе для Аствацатурова самодостаточно, и всё же из этого рождается нечто большее: мысль о том, что любой эпос, заставляющий человека встать под какое-то знамя, опасен и нуждается в строгом отрицании. "Только не доставайте меня", — такова подтекстовая просьба повествователя в "Скунскамере".

Этой весной вышла книга рассказов Андрея Рубанова "Стыдные подвиги". Перед читателем проходит жизнь героя, совпадающего с автором в имени, фамилии, биографии. Он показывает себя... пионером, советским солдатом, бизнесменом, пресс-секретарём в Чечне, рабочим на московской стройке. "Стыдные истории" в границах популярного ныне жанра, который можно обозначить как "автобиографический роман в рассказах". Этапы жизни автора, сообщения об успехах и провалах создают образ поколения. 

И вот тут есть нечто по-настоящему важное. Любопытное оказывается поколение: конкурентов перестреляли, сами от пули спаслись, денег заработали. На шпагат ребята могут садиться, с ненужными женщинами расставаться. Но эти крутые пацаны, играя мускулами и кошельками, проморгали страну, потому что занимались только собой. 

Кстати, это одна из доминирующих черт современного возлереализма — эгоцентризм, часто хвастливый. Поэтому и называется рубановская книга "Стыдные подвиги".

Есть место и для социально-критического познания реальности: не личность, не внутренний мир человека оказывается на первом плане, а образ отвратительной системы/схемы, построенной постсоветскими катастрофами. Такова ситуация в двух романах, появившихся в этом году: "Захвате Московии" Михаила Гиголашвили и "Немцах" Александра Терехова.