Газета Завтра 970 (24 2012) - [11]

Оговорив свое отношение к государству, мы переходим к анализу Системы, ценности которой никогда не разделяли, нравы которой никогда не приветствовали, частью которой никогда не были. 

В ее основе — неизбежный конфликт между внутрисистемными либералами и внутрисистемными консерваторами. Каково наше отношение к такому конфликту?

Прежде всего мы исходим из того, что именно антисоветские, антинациональные либералы рвали на части страну и смыслы, дорогие нашему сердцу, что они воспевали и реализовывали перестройку и ельцинские реформы. 

Конечно, этих либералов кто-то взрастил и спустил с цепи. 

Конечно, подобный элитный "кто-то" имеет отнюдь не только западную прописку.

Но понимание данных тонких и прискорбных реалий никогда не снижало и не может снизить в дальнейшем градус нашего отношения к антисоветским, антинациональным либералам.

Чубайс говорит, что он ненавидит СССР, как ничто другое? А мы любим СССР. И почему при такой внятности идеологического антагонизма мы должны приравнивать либерального Чубайса к его консервативным внутрисистемным противникам? Если эти консервативные противники Чубайса преисполнены меньшей, чем у Чубайса, ненависти к тому, что нам дорого, — они для нас лучше Чубайса в идеологическом смысле. Таков непреложный закон элементарной политической арифметики. Но кроме арифметики есть еще и алгебра. 

Ценность идеологии — безусловна. Но ценность государственности — еще выше. Ибо в чем смысл идеологии, коли нет государственности? 

Мы всегда действовали, руководствуясь подобным соображением. 

И в 1994 году, когда антигосударственные леваки говорили, что Чубайс хуже Басаева, а мы с негодованием отвергали их идеологический бред. 

И в начале 1996 года, когда псевдоконсервативные конвульсии поставили страну на грань краха, и надо было этим конвульсиям противостоять во имя спасения государства. 

И на Поклонной горе. 

И — в будущем. 

Мы всегда спасали и будем спасать драгоценный для нас плацдарм под названием Российская Федерация. Этот плацдарм принадлежит не элитам, а народу. Не консерваторам или либералам, а всем нам. Он — последний шанс наш на историческую судьбу. 

Если разрушением государства будут заниматься либералы — они получат отпор.

Если власть, как во времена Горбачева, начнет сама посягать на государство, сдавая его, расчленяя на части, подрывая его целостность, — она получит отпор.

Если надо будет воевать на два фронта, будем воевать на два фронта.

Открывая митинг на Поклонной горе, мы заявили, что являемся противниками политики Путина и готовы объединяться с его сторонниками только против перестройки-2. Дав отпор перестройке-2, мы не вошли в Систему, а заявили на следующих митингах о себе как последовательных патриотических оппозиционерах, противниках нынешней Системы, нынешнего устройства жизни и так далее. 

Консервативные сторонники Путина убеждали нас, что после выборов Путин избавится от своего либерального окружения. Мы возражали им. 

Мы предвидели, что победивший Путин начнет выстраивать компромисс с либеральными силами. Таков закон Системы, выстроенной на обломках СССР. Рано или поздно конфликтующие стороны договорятся. А договорившись, стороны выведут из игры собственных радикалов. 

Разве не этим ознаменовано начало путинского периода, когда конфликт Путина с Примаковым был завершен сразу после победы Путина на президентских выборах? А конфликтующие стороны, освободившись от крайних элементов, заключили компромисс, сформировав "Единую Россию"? 

Для выстроенной системы это нормально. Она всегда будет по завершению конфликта заключать пакт между политическими "бандерлогами" и теми, против кого оные восстают. 

Так что же нас беспокоит теперь настолько, что мы обращаемся к обществу с этим политическим манифестом? 

Почему же сейчас мы впервые заявляем о том, что компромисс между внутрисистемными консерваторами и внутрисистемными либералами не укрепит Систему, а разрушит ее, породив этим разрушением новую перестройку? 

Почему вообще мы вдруг — не находясь в Системе и отвергая вхождение в нее — вмешиваемся в отношения между слагаемыми этой Системы?

ПОТОМУ ЧТО НЫНЕШНЯЯ СИТУАЦИЯ ГЛУБОКО АНОМАЛЬНА. И ЭТА АНОМАЛЬНОСТЬ НОСИТ ДОЛГОВРЕМЕННЫЙ ХАРАКТЕР.

Имя этой аномальности — ТУРБУЛЕНТНОСТЬ.

Мы вошли в эпоху турбулентности вместе с остальным миром.

Мы живем уже сейчас по правилам турбулентности. По этим страшным и беспощадным правилам.

Каждый, кто в эпоху турбулентности будет руководствоваться законом внутрисистемного компромисса, обрушит и Систему, и государство.

Никогда не стремясь выяснять отношения с Системой, никогда не считая необходимым беспокоиться о ее благополучии, мы сейчас предупреждаем всех, кто находится внутри Системы, всех, кто этой Системой руководит и всех, кто может оказаться заложниками ее катастрофы, что турбулентность нарастает. И что в условиях ее нарастания внутрисистемный компромисс превращается из нормы политической жизни в источник полномасштабной политической катастрофы.

Что же свидетельствует о нарастании турбулентности? Назовем лишь несколько основных факторов.

Фактор №1 — американские бесчинства в Сирии и по всему миру. Неужели кто-то думает, что так бесчинствуя на Ближнем Востоке, американцы по-другому будут вести себя на нашей территории? Американцы приговорили Путина — так же, как Каддафи, Мубарака и Асада. На повестке дня теперь уже не "оранжевая" революция в России, а нечто гораздо более серьезное и кровавое.