Газета Завтра 955 (9 2012) - [53]

Все, что за пределами этого нехитрого круга, все проявления настоящей мужественности и мужской самостоятельности, любая попытка заявить о собственных религиозных и политических убеждениях, отличных от либеральных, любое действие, не вписывающееся в норму потребительского замкнутого круга, — не что иное, как экстремизм, радикализм и вообще дикое явление. Ему место не в "цивилизованном обществе", а среди "бородатых душманов" или где-нибудь в странах "оси зла"; и вообще, вопрошают тетеньки, "а зачем ему ЭТО (поехал на войну, вступил в подпольную организацию, "ударился в религию") нужно?" 

В недалеком прошлом героем протеста в русской оппозиционной среде становился именно он — герой, человек с мужским сердцем и стержнем. "Безнадежный, красивый, как цветок орхидеи в горах...суперстранный и суперстрашный", как писал Лимонов в своей "Анатомии героя". Невзирая на всю пестроту движений и идеологий — левых, правых, религиозных (православных, исламских, языческих), нерелигиозных, националистических, интернационалистских, красных, белых — ставка на поруганную и вновь заявившую о себе мужественность была неизменной. Мужчина-герой выходил на авансцену пошлого либерального общества, с его потребительством и трусостью, восставая против самих основ современного мира. Идеалом для него могло служить что угодно — любой режим или государство, бросившее вызов глобальному господству неолиберальной модели. 

Герой мог быть крайне правым или крайне левым, мог быть коммунистом или православным монархистом, или вообще — исламским фундаменталистом. Но он верил в свою идею всерьез, он жаждал революции, реванша, всеобщего потрясения и очищения. Он был готов умирать за свою идею и убивать за нее. Эта идея была для него смыслом его самого, а не веселым перформансом или эпатажным хеппенингом. В герое того протеста было минимум шутовского и карнавального, максимум серьезного и трагического, им вдохновлялись. И акции радикальной молодежи, сколь бы эпатажными ни казались на первый взгляд все эти забрасывания функционеров действующий власти яйцами и помидорами, в первую очередь — имели четкий политический подтекст, и не выглядели они ни как кривляние, ни как декадентское глумление над чем-то, что для других свято.

Самое интересное, что в этом мужском мире всегда находилось место для женщины, не утратившей своей женственности. Боевая подруга, возлюбленная, верная жена или дерзкая валькирия, политическая активистка или невидимая опора своего мужа, красивая и любимая — она всегда оставалась необходимой частью жизни и грез героя. Она принимала мужскую природу и драму героя, она следовала за ним, а не он за ней, и именно благодаря этому она обретала свою подлинную женскую природу. 

А вот в либеральном феминистическом, чисто женском мире места для мужчины нет. Мужчины в нем чахнут и вымирают; мужеобразные особи категории "оно", напротив, плодятся, как вирусы при мерзкой слякотной погоде. Стоят, переминаются с ноги на ногу "честные граждане", оторвавшиеся от офисных будней и "одноклассников", промозглая влажность окутала столицу липкой, неприятной сетью. 

Ксения Собчак не хочет крови и смены власти, она желает лишь влиять на власть. Божена Рынска боится испортить дорогую шубу. Какие-то девки в коротких неоново-розовых и зеленых платьях машут ногами, визжат матом и веселят публику. 

Вот только, как бы нас ни пытались убедить в обратном, не это лицо народного негодования, и не их право — этот протест монополизировать. Лишь подлинная, не бутафорская революция всколыхнет болото ослепительной вспышкой, растопив слякотные лужи и уничтожив любые вирусы распада и профанации. Этого-то они все панически и боятся...

P.S. Кощунство в храме Христа Спасителя вновь поставило вопрос о неадекватных, оторванных от реальности "культурных приоритетах" российской власти. Эти приоритеты сегодня, как и десять, и двадцать лет назад, почти полностью исчерпываются т. н. "либеральным дискурсом", с его бесконечными постмодернистскими перфомансами, оскорбитель- ными инсталляциями и прочим выморочным "актуальным искусством". 

Если государство прямо поддерживает или, во всяком случае, благосклонно относится к гельмановской "фабрике" по переустройству традиционной реальности, отдавая ей на откуп краевые центры, если прогосударственные фонды награждают премиями адептов прямой уличной провокации, вроде мастеров "вздыбленного фаллоса", сварганенного из питерского разводного моста; если, наконец, высшие лица страны почитают за честь встретиться с очередным "уникальным творческим коллективом" то либеральной газеты, то либерального же театра, наполненными извращенцами и осквернителями, — стоит ли удивляться случившемуся в ХСС?

На страницах какой газеты решил разместить свое первое в качестве президента РФ интервью Дмитрий Медведев? На страницах либеральнейшей "Новой газеты". Это было так неожиданно, свежо, по-фрондерски. А кто нынче запечатлел на фото выходку феминисток в главном храме страны? "Случайно" оказавшаяся там журналист "Новой газеты" Елена Костюченко. Ну что за неожиданность, право!