Газета Завтра 934 (41 2011) - [10]

"Завтра". Ты хочешь сказать, что мы имеем дело уже не со студентами, которые развлекаются и у которых есть аккаунт в твиттере? Часто приходится слышать, в том числе от ТВ-комментаторов — что это бездельники, которым нечем заняться в рабочее время.

Ф.А. Действительно некоторым людям нечем заняться. Потому что они безработные. И большинство из них безработные не потому, что они не хотят работать. Есть множество студентов, над которыми висит долг за образование, превышающий 100 000 $. И теперь, когда ты не можешь найти работу по только что полученной специальности, получается, что ты влез в долги, потратил деньги, которые, кстати, крутились на Уолл-Стрит, лишь для того, чтобы в итоге устроиться на самую низкооплачиваемую работу, на которой ты и так работал до университета. Мой друг Скотт должен банку 70 000 $ за университет, но сегодня он двигает коробки в компании Party City, продающей аксессуары для праздников, где он собственно и работал до поступления в университет.

"Завтра". То есть экономика это главная причина?

Ф.А. Да. Я бы не сказал, что мои личные взгляды разделяют все участники акции. Но что действительно сплачивает людей — это тот факт, что этот кризис стал той самой соломинкой, которая переломила хребет верблюду. Пройдена некая черта. На протяжении десятилетий люди готовы были мириться с медленно снижающимися зарплатами, но сегодня многие пострадали от пирамиды на рынке жилья и оказались в кабале. Ежемесячные платежи растут, законы о банкротстве изменились. Ты уже не можешь ускользнуть от уплаты долга по ипотеке или образовательному кредиту. Не сказать, чтобы раньше было справедливо. Но теперь люди оказались загнаны в угол. Наша акция — это выражение той идеи, что в Америке правительство работает только на интересы богатых, полностью игнорируя интересы всех остальных. Вот это ощущение и дает объединяющий эффект. Вне зависимости от того, что случилось непосредственно с тобой.

"Завтра". Картины разорения и бед в сегодняшней России действительно потрясают. Но как только ты оказываешься в трущобах Рио-де-Жанейро, или в пригороде вроде бы благополучного чилийского Сантьяго, или в деревне афганских беженцев в Пакистане, понимаешь, что бывает еще хуже. Точно так же и разговоры американцев о бедности, их страдания сегодня воспринимаются остальным миром через призму его собственной нищеты, его страданий. И ваша бедность, честное слово, многим не кажется бедностью.

Ф.А. Я очень хорошо себе представляю, что такое бедность в Америке. В нашей стране есть множество домов, в которых нет водоснабжения. Или электричества. Иногда причина в том, что коммуникации не были проведены с самого начала, но чаще это происходит потому, что люди, живущие в этих районах, так бедны, так погрязли в долгах, что коммунальные компании просто прекращают подачу воды или света. И семья может продолжать жить в доме, но в доме не будет света и воды. Есть целые районы в ряде городов — Балтимор, Филадельфия, где дома буквально разваливаются на части после набегов бездомных и наркоманов, которые там поселяются. Зимой в этих районах не бывает отопления.

Ты знаешь, что каждый пятый американский ребенок засыпает голодным, потому что по статистике ему удается поесть только один раз в день? Если мы — богатейшая в мире страна, почему двадцать процентов наших детей голодают? Пятьдесят миллионов человек, это каждый шестой, не имеют медицинской страховки несмотря на все реформы Обамы. У моего отца есть страховка, но за эту страховку каждый месяц он должен платить все больше и больше. Двадцать пять лет назад, когда он только начинал работать, страховка была бесплатной. Сегодня это несколько сотен долларов. Пока он может себе это позволить, но лишь потому, что входит в десять процентов населения с самыми большими доходами. Эти десять процентов пострадали пока не так сильно. Но остальные девяносто процентов почувствовали весь размах кризиса. И каково им осознавать, что причина происходящего — один процент населения, люди, которые присвоили себе все ресурсы.

Мы никогда не были страной безграничных возможностей для всех, какими мы представлялись остальному миру. Бедность и дискриминация существовали здесь всегда. Но теперь такое ощущение, что общество действительно почти доведено до крайней точки.

За всю свою жизнь я не видел ничего подобного. Я помню, когда выбрали Обаму, многие высыпали на улицы — радовались и надеялись. Но эти надежды были обмануты. Я помню самых разных людей, помогавших Обаме избраться. Но сегодня эта солидарность совершенно другого уровня. Мы идем на противоборство с властью. Мы понимаем, что наше существование определяется нашей борьбой с теми, кто всё контролирует.

Я не знаю, сколько мы продержимся. Но одна из идей, которая вселяет в меня надежду, состоит в том, что мы не атакуем конкретного губернатора, законопроект или отдельную компанию. Мы ставим под вопрос всю систему финансового капитализма в той форме, в какой он существует сегодня в нашей стране. Когда я оказался в камере, я понял, что мы все объединены только одной мыслью — мы выступаем против тех, кто контролирует нашу страну. Все остальное неважно. Неважно, как мы будем это менять. Мы можем расходиться в методах. Мы демократическое движение и мы не можем заранее объявить программу, которая была бы обязательной для всех. Мы должны работать вместе, вовлекать больше людей самых разных категорий населения. Происходит стремительная пролетаризация труда. Люди, которые вчера были буржуазией и считали себя защищенными, сегодня оказываются в той же ситуации, что и мой отец, он инженер. У него были гарантии и стабильность, но сегодня он их теряет и дорожающая медицинская страховка в его возрасте делает его крайне уязвимым.