Газета Завтра 896 (3 2011) - [21]

Было видно, что, несмотря на сердитый тон, отца Наместника разбирает настоящее любопытство.

Осознав, наконец, что теперь никуда не деться, отец Нафанаил как-то вдруг даже повеселел и, молодцевато отрапортовав положенное монаху: "Благословите, отец Наместник!" — прогремел ключами и отверз перед начальством заветную дверь, которая четыре десятилетия до этого момента приоткрывалась лишь ровно настолько, чтобы пропустить худенького отца Нафанаила…

За широко распахнутой дверью зияла полнейшая, непроглядная тьма: окна в таинственной келье днем и ночью были закрыты ставнями. Сам отец Нафанаил первым прошмыгнул в этот черный мрак. И тут же исчез, как провалился. Во всяком случае, из кельи не доносилось ни звука.

Отец Наместник вслед за ним осторожно вступил за порог двери и, неуверенно крякнув, пробасил:

— Что ж у вас тут так темно? Электричество-то есть? Где выключатель?

— Справа от вас, отец Наместник! — услужливо продребезжал из непроницаемой тьмы голос казначея. — Только ручку протяните!

В следующее мгновение раздался душераздирающий вопль отца Наместника, и какая-то неведомая сила вынесла его из тьмы казначейской кельи в монастырский коридор. Вслед за ним на свет стремительно вынырнул отец Нафанаил. В долю секунды он запер за собой дверь на три оборота и бросился к ошеломленному Наместнику. Охая и ахая, казначей принялся сдувать пылинки и оправлять рясу на отце Наместнике, взахлеб причитая:

— Вот незадача, Господи помилуй! Этот выключатель… к нему приспособиться надо. Сломался еще в шестьдесят четвертом, на Покров Божией Матери, аккурат в день, когда Хрущева снимали. Знак! Утром отвалился выключатель — вечером Никиту сняли! С тех пор я этот выключатель назад не возвращаю. И ни-ни, никаких электриков — сам всё наладил: два проводка из стены торчат: соединишь — горит свет, разъединишь — гаснет. Но приспособиться, конечно, надо, это правда! Но не все сразу, не все сразу!.. Так что, отец Наместник, милости просим, сейчас я дверку снова отворю, и грядем с миром! Теперь-то вы знаете, как моим выключателем пользоваться. А там еще, ох, много интересного!

Но Наместника к концу этой юродивой речи и след простыл.

При всем при том отец Нафанаил был действительно образцом послушания, писал длиннющие оды в честь отца Наместника, в честь Псково-Печерского монастыря, а также сочинял нравоучительные стихотворные проповеди в пять листов.

ВРЕДНОСТЬ ОТЦА НАФАНАИЛА простиралась и на могучее Советское государство, особенно когда оно слишком бесцеремонно вмешивалось в монастырскую жизнь. Говорят, что именно отец Нафанаил дал особо тонкий совет великому печорскому Наместнику архимандриту Алипию, когда даже тот был в некотором затруднении от напора и грубости властей.

Произошло это в конце шестидесятых годов. Как известно, в те годы все граждане Советского Союза должны были принимать участие в выборах. В монастырь ящик для голосования приносили в трапезную, где после обеда братия под надзором Наместника, недовольно ворча, отдавала кесарю кесарево.

Но вот как-то первый секретарь Псковского обкома КПСС узнал, что для каких-то там невежественных монахов попущена нелепая льгота, так что они голосуют за нерушимый блок коммунистов и беспартийных в своем отжившем исторический век монастыре, а не на избирательном участке. Первый секретарь Псковского обкома КПСС возмутился духом и устроил своим подчиненным беспощадный разгон за попустительство нетрудовому элементу. И немедля распорядился, чтобы отныне и до веку чернецы приходили на выборы в Верховный Совет СССР, как все советские люди — на избирательные участки по месту жительства!

Вот тогда-то, как говорят, отец Нафанаил и пошептал Наместнику отцу Алипию на ухо тот самый до чрезвычайности тонкий совет.

В день выборов (а это было в воскресенье) после праздничной монастырской литургии из ворот обители вышел торжественный крестный ход.

Выстроившись по двое, длинной чередой, под дружное пение тропарей монахи шествовали через весь город на избирательный участок. Над их головами реяли тяжелые хоругви, впереди, по обычаю, неслись кресты и древние иконы. Но это было еще не всё. Как и положено перед всяким важным делом, в зале выборов духовенство начало совершать молебен. До смерти перепуганные чиновники пытались протестовать, но отец Алипий строго оборвал их, указав, чтобы не мешали гражданам исполнять конституционный долг так, как это у них положено. Проголосовав, братия тем же чинным крестным ходом вернулась в святую обитель.

Нет нужды объяснять, что к следующим выборам избирательная урна с раннего утра дожидалась монахов снова в монастырской трапезной.

И в то же время строго приглядывавший за нами отец Нафанаил всегда пресекал гласные проявления оппозиционности по отношению к государству и тем более попытки диссидентства. Поначалу это казалось нам чуть ли не возмутительным. Мы думали, что казначей просто лебезит перед властями. Но потом мы постепенно узнавали, что отец Нафанаил не раз и не два сталкивался с засланными в монастырь провокаторами или переодетыми оперативниками. Но даже вполне понимая, что перед ним искренние люди, отец Нафанаил все же всякий раз обрывал столь любимое нами вольномыслие. И не только потому, что оберегал монастырь. А скорее потому, что берег нас самих от нашего же неразумия, фанаберии и молодой горячности, замешанной на самой простой гордыне. Он не дорого ценил слова, даже самые героические, и знал о советской власти и обо всем, что творилось в стране, не так, как мы — большей частью понаслышке да по книгам. И еще потому отец Нафанаил имел трезвое и очень личное отношение к советской власти, что его отец, священник Николай Поспелов, был расстрелян за веру в тридцать седьмом году. Пройдя солдатом через всю войну, отец Нафанаил стал послушником великого Наместника архимандрита Алипия и духовным сыном святого печорского старца и чудотворца иеросхимонаха Симеона. И оба они, увидев в нем человека кристальной честности и необычайно живого ума, сделали его в тяжелейшие годы хрущевских гонений на Церковь казначеем и секретарем монастыря и поверили ему самые сокровенные монастырские тайны.