Газета Завтра 879 (38 2010) - [26]

      А.Р. Какие его книги могли бы быть написаны в наши годы?

     З.П. Все его книги могли быть написаны и в наши дни, кроме нескольких пьес и "Русского леса". Это самый ангажированный его роман.

      А.Р. Мог бы ты его ощущать нашим современником? О чём бы спросил, если б пришлось побеседовать?

     З.П. Леонов для меня такой же современник, как Диоген или Аввакум. Хотя с ним как раз я вполне мог побеседовать — в 1993 году мне было 18 лет, и "Пирамиду" я купил, когда Леонов ещё был жив. И уже тогда, читая первую главу "Пирамиды", я с восхищением сказал себе, что такой насыщенной, вкусной прозы на русском языке ещё не читал. Но вообще я вряд ли стал бы отнимать у него время на разговоры даже сейчас. Он скрытный был, одно и то же говорил из года в год. И мне сказал бы то же самое, что и десяткам других своих знакомых. Мне интереснее с его текстами работать — там сказано в сто раз больше, чем он мог бы мне сказать в состоянии самого задушевного алкогольного опьянения. А он и не пил к тому же.

      А.Р. Как считаешь, если бы Леонид Леонов, будь он жив, сейчас засел за роман, какую бы он тему взял?

     З.П. Он ещё лет 25 правил бы "Пирамиду". Большей темы, чем взята там, и быть не может.

      А.Р. Стал бы он сегодня писателем, приближённым к власти?

     З.П. Да ну, ерунда. И сегодняшней власти никакие писатели не нужны, и у Леонова был, знаете, хороший вкус. В 30-е, 40-е, 50-е понимал, что имеет дело с Историей, — там было страшно, порой омерзительно, но зачастую жутко интересно жить. А уже с конца 60-х, потом в 70-е он начал испытывать глубочайшую тоску от всего. Он же вышел из состава Верховного Совета — такие вещи тогда мало себе кто позволял. Леонов — это не Сергей Михалков, у него другие задачи были. В 90-е он, по сути, уже брезговал властью, не желал иметь с ней ничего общего. С чего бы ему было поменять своё мнение в "нулевые"?

      А.Р. После написания биографии остались ли для тебя в Леонове какие-либо тайны?

     З.П. Если я возьмусь перечитывать его тексты заново, я наверняка обнаружу ещё десяток удивительных, тайных тропок и перепутий в его текстах. И опять испытаю чувство восхищения и благодарности к нему.

      А.Р. Когда я весной гулял по питерской книжной ярмарке, продавец у стенда издательства назвал твою книгу главным претендентом на премию "Большая книга". Но вот она не попала в шорт-лист... Как ты сам определяешь место в современной литературе той биографии, которую ты написал?

     З.П. Да мне всё равно, я получил уже тележку премий, и некоторые из них я очень ценю. Но вообще — одной меньше, одной больше... Почему я не попал в шорт-лист "Большой книги", я знаю, но кричать об этом на каждом углу не буду.

     В данной ситуации меня судьба книг Леонида Леонова куда больше волнует. Я хочу, чтоб его переиздали и прочитали. Премия могла бы этому помочь. Не помогла. Значит, будем искать другие пути. Жизнь длинная, придумаем что-нибудь.

Владимир Бондаренко В ГОСТЯХ У ТОЛСТОГО

С 8 по 13 сентября в Ясной Поляне состоялись пятнадцатые международные яснополянские писательские встречи. Юбилей писательских встреч почти совпал со столетием ухода великого русского писателя Льва Николаевича Толстого: сначала — из имения Ясная Поляна в ночь с 27 на 28 октября, а спустя неделю — из жизни, 7 ноября 1910 года. Поэтому, естественно, пятнадцатые писательские встречи были посвящены теме ухода Льва Толстого, обсуждению его завершающей книги "Путь жизни". Этой книге, написанной незадолго до смерти и венчающей всё его творчество, были посвящены выступления Людмилы Сараскиной, питерского писателя Валерия Попова и московского писателя Евгения Попова, орловского писателя Владимира Ермакова.

     Я бы хотел обратить внимание на само название книги "Путь жизни", как бы повторяющее древнекитайское название "Дао дэ…" — еще одно учение Пути. Как тут не вспомнить книгу еще одного великого старца Лао-Цзы "Дао дэ цзин" — книгу о пути и жизни, о пути и благодати. А заодно вспомнить и предсмертный уход Лао-Цзы из круга близких и друзей, от имперского признания и уюта в свое последнее странствие на Cеверо-Запад. Лао-Цзы шёл на Северо-Запад, Лев Толстой собирался отправиться на Юго-Восток. Эти прямые явно пересекаются. Где-то в небесах их пути соединялись…

     Проблему пути и дороги разбирали итальянский литературовед из Болоньи Габриелла Импости и московский прозаик Владимир Березин.

     О смерти Льва Толстого, как бы завершающей всю классическую русскую литературу, говорили Игорь Волгин и Евгения Брешковская, Андрей Танцырев и Тибор Фишер. О причинах ухода великого старца из Ясной Поляны спорили Павел Басинский, Равиль Бухараев, Пётр Краснов и автор этих строк. Обсуждалась и недавно вышедшая книга Павла Басинского "Лев Толстой. Бегство из рая".

     Литературе, как высшему преодолению жизни, как её духовному познанию и проявлению, как иной реальности бытия посвятили свои выступления Александр Иличевский, Владимир Карпов, Илья Бояшов, Тимур Зульфикаров.

     Яснополянские писательские встречи давно уже стали одним из центров писательского единения. Одним из центров реальной современной литературы. Здесь встречались и встречаются писатели разных поколений, разных направлений, смиряя себя перед ликом великого Льва Толстого.