Газета Завтра 870 (29 2010) - [23]

     Аварийность и правый руль — вообще тайна, покрытая мраком. Лоббисты с разных сторон проводят экспертизы, сотрудники региональных ГИБДД — строчат статистические отчеты в Москву, а их краевые начальники закупают для дорожно-патрульных отрядов новенькие, сверкающие автолаком "японки" в двести лошадей… и с правым рулем.

      ВЛАДИВОСТОКСКОЕ МОСТОТВОРЕНИЕ

     Столпотворение — это не от слова "столпиться". Это "Творение столпа", Вавилонской башни — вызов Небесам и смешение народов. Достичь экономических высот АТЭС, ворваться в обитель небожителей — вызов, достойный национальных стратегов. "Вавилонский проект" погубил Господь Саваоф, на "Владивостокский проект" господа из Азиатско-Тихоокеансого региона попросту не дают денег.

     Но, во-первых, доказательство существования Бога — это вопрос личной веры, а вот доказать реальность существования этого "АТР" и необходимость туда "интегрироваться" — задача политтехнологий. Во-вторых, мало доказать нашим гражданам, что "Он — есть", нужно еще и "Ему" доказать — мы есть. И денег попросить. Поэтому строим сами, напрягая все силы краевого и федерального бюджета, и настоятельно "рекомендуем" вложиться в стройку нашим бизнесменам. Бизнесмены скрипят зубами, но деньги дают: "Партия сказала: надо!". Иначе исключат…

     Не являясь поклонником Олега Арина и не вдаваясь в геополитическую схоластику, всё же должен сказать: у нас, в повседневной жизни на Дальнем Востоке, "признаков существования" АТР и выразителя его воли — Азиатско-Тихоокеанского Форума Экономического Сотрудничества — как-то не замечено.

     Во Владивостоке звучит таджикская и узбекская речь, стучат молоты — и над Светланской улицей медленно вырастают опоры Моста. Кинооператоры и газетчики, командированные из столицы, запечатлевают великую стройку, местные журналисты то смиренно молчат, то вдруг ка-ак разродятся хвалебными репортажами в честь батюшки свет-губернатора… Или затевают любимое занятие русского интеллигента: обсуждать и критиковать.

     Простые владивостокцы равнодушно, а иногда — раздражительно поглядывают на все это снизу вверх, и иногда заключают пари. Хабаровчане — извечные соперники — злорадно ухмыляются: "Не успеют! Не построят!". В Якутске, Благовещенске, Магадане, Петропавловске-Камчатском и так далее — жизнь идет своим чередом. И будет идти — независимо от того "построят или нет".

     И всё-таки мы вертимся. Зарабатываем деньги, платим налоги, получаем серые зарплаты и проматываем их в Москве и Питере, в Поднебесной, или же где-нибудь на Японском море, в палатках и с газовыми плитками, японскими фотокамерами и русским оптимизмом. Между "нами" — бездна. Эта бездна — вся Россия.

     Бездна желаний. Бездна возможностей. То, чего еще нет — но что очень хочет быть. Этот вакуум напряжен, кипит, и ждёт рождения новой вселенной. Быть России или не быть — вопрос адресован не "фюзис", а "псюхе". И это вам — не корпускулярно-волновой дуализм.

     г. Хабаровск

1

Марина Сорокина ДВА БЕРЕГА ОДНОЙ РЕКИ

Всё больше пожилых жителей Благовещенска покидают Россию и перебираются в расположенный на другом берегу Амура китайский Хэйхэ.

     Мои родители переехали в Хэйхэ три года назад — сразу, как только наших краёв достигла путинская "монетизация" льгот. Двухкомнатная старая "хрущёвка" в центре Благовещенска стала съедать фактически всю их пенсию. За одну коммуналку приходилось отдавать почти четыре тысячи рублей. Мы с сестрой, конечно, как могли помогали, но много ли мы можем? Она — на зарплату воспитательницы в детском саду, а я — на зарплату учительницы русского языка и литературы? У нас свои семьи, свои дома...

     Решение приняла мама, которая все последние годы поддерживала семейный бюджет "челночным" бизнесом. Большого предпринимателя из неё не вышло — годы уже не те, но две-три тысячи рублей в месяц ей прирабатывать к своей трехтысячной пенсии удавалось. Ещё пять тысяч — пенсия нашего папы.

     Решение переехать далось непросто. Конечно, были опасения, что ничего из этого не выйдет, что родители останутся и без денег, и без жилья. Что их "кинут" или ограбят. Но мама — "мотор" нашей семьи, была непреклонна и убедила отца.

     Родительская квартира в Благовещенске ушла за полтора миллиона рублей. Трехкомнатная квартира в сто десять квадратных метров в Хэйхэ обошлась в шестьсот тысяч рублей. Ещё примерно двести тысяч рублей ушло на ремонт, после которого мы между собой стали называть родительскую "трёшку" дворцом. Позволить себе что-либо подобное здесь, в Благовещенске, ни я, ни моя сестра просто не можем.

     Если в Благовещенске большая часть пенсии уходила за "коммуналку", то содержать китайскую квартиру оказалось не в пример дешевле. За отопление — семьдесят рублей на квадратный метр в год, городской телефон и вывоз мусора — по триста рублей в год. Холодная вода — девять рублей за тонну.

     После всех выплат в России родителям на еду и одежду ежемесячно оставалось всего четыре тысячи рублей. Если бы не дача, где мы тремя семьями каждый год воюем за урожай картошки и грядки с помидорами и огурцами, то питаться родителям пришлось бы исключительно макаронами, да дешёвыми консервами. В китайском же ресторане обычный обед стоит чуть больше ста рублей. На триста рублей на местном рынке можно закупиться на целую неделю, не отказывая себе ни в чём. Уличная еда вообще чрезвычайно дёшевая — за десять-пятнадцать рублей можно наесться до отвала. И двести пятьдесят долларов, которые теперь остаются родителям после всех выплат, по китайским понятиям — очень достойная сумма для жизни. На неё можно не только отлично питаться, но и неплохо одеваться. К тому же, у родителей осталось ещё примерно семьсот тысяч рублей. За триста тысяч был куплен небольшой джип Huabei Tengshi, а четыреста тысяч лежат в нашем Сбербанке "на чёрный день". Но мне очень хочется верить, что он для моих родных стариков уже позади.