Газета Завтра 862 (21 2010) - [26]

     На кладбище героев и богов

     великим завершение дорогам,

     оно в тумане между двух миров,

     мне потаённым кажется чертогом.

     Здесь те, кто отдал жар своих сердец

     борьбе духовной и грозе военной,

     безвестный воин и святой мудрец,

     и песни гордой витязь убиенный.

     Здесь те, кто подлецу не уступил,

     здесь те, кто веру не переиначил,

     красиво умер, праведно почил,

     и для Державы что-нибудь да значил.

     И ты надейся не на нищий кров,

     дух приучив к сраженьям и потерям, —

     на дар земли, на свой подземный терем

     на кладбище героев и богов.

     И если правдой свято дорожил,

     и бился словом горестным и честным,

     своей стране ты службу сослужил,

     и будешь вечно в воинстве небесном.

     А за оградой твердых нет шагов,

     а за оградой всё вино распили,

     а за оградой все мечты забыли,

     а за оградой всех врагов простили.

     Покоятся все лучшие России —

     на кладбище героев и богов.

      ЮКИО МИСИМА

     1.

     Утром легко и беспечно

     дух уничтожит тюрьму.

     Жизнь человека — конечна,

     но я бессмертье возьму.

     Неколебимо и прямо

     на внеземные круги

     Будда выходит из храма.

     Свиток прочитан? Сожги.

     Видишь? — Отброшена маска.

     Веришь? Не имидж — судьба.

     Рядом шальную развязку

     подстерегает толпа:

     "Это писатель Мисима,

     он заигрался в войну"…

     Разуму невыносима

     низость предавших страну,

     трусы, бойцов презирая,

     ждут заземляющей лжи.

     Если ушли самураи,

     значит, пришли торгаши!

     2.

     Может быть, в родине дело…

     Может быть, в родине сна —

     недостижимостью тело

     испепеляет она,

     небом чарует бесцельно,

     мир погружая во тьму.

     Власть совершенства смертельна,

     но я бессмертье возьму!

     Нужно героя доверье,

     или мечта дурака,

     чтобы вонзить в подреберье

     длинную искру клинка?

     Ждал утонченную прозу

     апофеоз простоты,

     тело раскрылось как роза,

     высшей стяжав красоты.

     И по лицу на мгновенье,

     молнией, зримой едва, —

     судорога наслажденья,

     судорога торжества.

     ***

     Себя ли обманывать стану,

     когда на осколках броня?

     Ни стаи, ни стана, ни клана…

     лишь Родина есть у меня.

     Ни храма, ни дома, ни дота…

     разрушены все рубежи.

     Не знаем искусство расчета,

     не вывели формулу лжи.

     Но я не уйду недостойно,

     и ты не уйдешь из страны

     туда, где сожгли бы спокойно

     мы путеводитель войны.

     Пускай только выси и дали

     оставлены нам на земле,

     над степью гореть не устали

     знамения в облачной мгле.

     И не изменились, как странно,

     от бед ни сердца, ни умы…

     Ни стаи, ни стана, ни клана.

     Народом останемся мы!

     ***

     Господи, для странника ты — путь

     за иные дали и века,

     и, летейских вод рассеяв муть,

     золотая сеть для рыбака.

     Господи, жнецу ты — лунный серп,

     птице — небо, ратнику — броня,

     спящей деве — нежный шепот верб,

     только нет под крыльями меня.

     Не спасет Святого Духа тень

     от беды могуществом креста,

     потому что избы деревень

     я равняю с храмами Христа.

     И в смятенье не найду ответ,

     лишь на Русь весеннюю взгляну:

     верю в Бога или в этот свет,

     даль и вышину?

     ***

     Звенит кровавая капель,

     Господь грозит войной,

     качает Ева колыбель

     меж Солнцем и Луной.

     И этот плавный, легкий взлёт

     вовек продлится над

     тем, что бежит, летит, течёт

     с восхода на закат —

     над кораблём в ограде льдин,

     среди армад стальных,

     между крестов и гильотин, —

     не задевая их.

     Пусть где-то пахарь бросил плуг,

     погас в часовне свет,

     но нет для Евы слова "вдруг",

     сомненьям места нет.

     Гремит труба, поет свирель,

     Аттила ждет гонца…

     Но не сорвется колыбель

     с небесного венца.

     ***

     Правда или напраслина?

     Торжество или грусть? —

     Если Русь будет счастлива —

     это будет не Русь!

     Знала я её, славила,

     только, видит Господь,

     никогда б не представила

     Русь — не душу, а плоть.

     Эту — робкой и кроткою?

     Этот угль — на ладонь?

     В очаге, за решеткою,

     усмиренный — огонь?!

     Птицу злую, свободную —

     подкормить, приручить...

     На скаку запаленную

     тройку — остановить?..

     Русь? — от пыли отмытая

     бесконечных дорог.

     Русь? — бездумная, сытая

     и в стенах четырех.

     Стихнет всё... Перемелется.

     Камень станет мукой...

     Только что-то не верится

     в долгожданный покой.

     ***

     Я — русская. Боль или радость

     от этого дара судьбы?

     Я — ветра пшеничного сладость.

     Я — спелых колосьев усталость

     и песня казачьей гульбы.

     Но не разорвать потаённых

     сетей вековечной тоски:

     я — нежить могил осквернённых,

     я — камень церквей затворённых

     и цепь на запястье руки.

     Мной русская ненависть правит.

     И памятью предков сквозь сны

     души моей боль не оставит,

     и русскую истину славит