Газета Завтра 854 (13 2010) - [28]

     Коллеги моего отца продолжают издавать задуманный им труд — Полное собрание сочинений Горького. Издается Полное собрание сочинений Толстого. Проводятся многочисленные конференции. В общем-то, казалось бы, нужно гордиться, что работаешь в таком Институте. Так оно и было немало лет. Но сейчас у меня чувства гордости почему-то не возникает.

     Следующая моя статья, на которую уже получены рецензии крупных горьковедов, называется "Горький — теоретик литературы". Конечно, у меня и без отдела теории есть, где ее напечатать: Горький сейчас востребован, и не только в России. Но я абсолютно убеждена, чтоб Горький, Шолохов и Леонов достойны стать предметом изучения академической науки. Это нужно не им — это нужно прежде всего самой науке. Тем более, что Шолохов и Леонов были, как-никак, академиками.

      Автор — доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН, член Союза писателей России

1

Марина Алексинская БОЛЬШАЯ СОЛЯНКА

В Большом театре — премьера. Оперетта И.Штрауса-сына "Летучая мышь". Теперь Большой театр не только утверждает новые технологии продвижения своего продукта, но и вводит новую лексику в оценке современного искусства. Теперь правильно говорить "о технологическом прорыве", "о литрах закаченной воды под сцену", о прочих "рекордах". Неоконченный репортаж с места события.

     Ба! как будто 70-е вернулись! Очередь в Большой театр, народ толпится, подпирает друг друга, словно виноград в грозди; стремится поскорей попасть в партер, а там уж яблоку негде упасть, и ложи заняты, и десять телекамер, и стрекот фотокамер… Что происходит? В Академическом Большом театре — пресс-презентация оперетты И.Штрауса-Сына "Летучая мышь". Это раньше Большой театр слыл оплотом русской оперы, а голоса Милашкиной, Вишневской, Архиповой, Образцовой, Лемешева, Козловского, Петрова, Атлантова спать не давали по ночам. Теперь славу Большого театра узурпировал Василий Бархатов. "Совсем юный, — говорят о нем с восхищением, — ему 26, а он у Гергиева уже пять спектаклей поставил!"

     Василий Бархатов и сам понимает, что он — и гений, и похититель сердец. Высокий, голубоглазый, блондин, он как будто родом из иллюстраций к русским народным сказкам. На пресс-презентации он с удовольствием разбил представление о единообразии постановок "Летучей мыши" и нескучно рассказал о "фрачной" и "не фрачных" постановках оперетты в мировом контексте.

     Так исторически сложилось, что премьера "Летучей мыши" в Москве сразу становилась событием, предметом радости "всей Москвы". Московская премьера состоялась в 1947 году. Легкость музыки, "фрачная жизнь", элегантность, изящество, атмосфера маскарадного веселья оказались для советского зрителя, ликующего от Победы и жертвенно поднимающего страну из разрухи, как глоток воды в пустыне. "Летучая мышь" как хрестоматия стиля, представлена музыкальным фильмом 1976 года с братьями Соломиными и Людмилой Максаковой в главных ролях.

     Образчик "нефрачной" "Летучей мыши" г-н Бархатов увидел в постановке немецкого режиссера Ханса Нойенфельза. Что симптоматично: это самая "взрывная" постановка Зальцбургского фестиваля-2001. Тогда художественный руководитель фестиваля, бельгиец Жерар Мортье, прощался и с фестивалем, и с Зальцбургом. Он закатил последнюю пощечину культурному мифу Австрии и показал "козу" консервативной части богатой австрийской публики. Он ввёл в спектакль политические параллели, заставил зрителя вспомнить аншлюс с нацистской Германией и вывернул наизнанку жизнь высшего австрийского общества. На балу у князя Орловского гости не пили шампанское, а нюхали кокаин. Русский князь Орловский, толстяк в пижаме с голым брюхом, больше походил на руссишшвайн и столь же уродливо переходил от фальцета к басу. Все это вызывало у зрителя брезгливость и негодование. Неистовство, вой и недовольные реплики зрителей оказывались частью режиссерской концепции.

     Сегодня прием Мортье успешно взят на вооружение. "Слушай, старик, это ж ужасно!" — скажут режиссеру. "Жизнь такая", — ответит тот. Что же касается политизированного взгляда на оперетту, то и ему никто не говорил "прощай". Вот и влиятельный театральный критик Вадим Гаевский так вспоминает премьеру "Летучей мыши" 1947 года: "Мы впервые увидели, что такое фрачная жизнь и были этим взволнованы. Что за этой фрачной жизнью сплошные измены, это было не так уж и важно. И если первый акт — акт дома — это как бы сталинский акт, акт бидермайера (по-моему, это две разные вещи. — М.А. ) , то второй акт утверждал право на свободу".

     Василия Бархатова свободой не удивишь. Он взрос на свободе и ценит цинизм, сатиру и жесткий юмор. Впрочем, предоставим слово самому г-ну Бархатову.

     "Летучая мышь" производит ложное впечатление сочинения простого и бесхитростного, — говорит он, — в действительности, оно очень конструктивно сложно. Для меня эта партитура — своего рода "Код да Винчи", в ней зашифровано невероятное количество информации. История Европы, национальные конфликты, социальные спарринги — обо всём этом Штраус умудряется говорить смеясь". Как видим, Василий Бархатов многоречив. И адекватен. Его суждения внезапны. Он мысли берет не из книг, как сам признавался, а ловит их из Космоса. Он гордится своей способности улавливать из Космоса слова, мысли, идеи, образы и воплощать их на сцене.