Газета Завтра 844 (3 2010) - [37]

     С Конюховым ехали его супруга, старший сын Оскар, а также младший — четырёхлетний Коля, сидевший в люльке, привязанной к верблюду. Это невиданное зрелище скорее напоминало переселение мормонов в штат Юта, чем путешествие Марко Поло к хану Хубилаю. Так казалось до самого прихода в Каракорум — древнюю столицу Монгольской Империи, основанную Чингисханом. Вот там все пропорции перевернулись, и Америка мгновенно уступила Евразии её законное место.

     "Небосвод был темно-синим, звезды крупными и яркими, когда я открыл глаза. Я не шевельнулся, только рука, и во сне сжимавшая рукоятку кинжала, налегла на нее сильней..." Это строки из классической русской приключенческой повести "Гора Звезды" Валерия Брюсова. Они сами приходят в таких ситуациях.

     Я проснулся холодным монгольским утром, обнимая нагретую японскую армейскую саблю. Она была когда-то у офицера-самурая, погибшего под Халхин-Голом от русской пули. Как она досталась мне — это отдельная история. Оперевшись на саблю, выхожу разглядывать злючие утренние звёзды. Этот небосвод совершенно иной, чем в моей далёкой Великороссии. Но этот небосвод — тоже наш. Он достался русским в наследство от Империи Чингисхана. Русские выходили из Орды последними. И последние стали первыми, реализовав естественное наследственное право на весь небосвод Монгольской Империи: от Индонезии до Германии. У костра сидят погонщики верблюдов и качаются в такт прыжков языков пламени. Этот огонь тоже иной, его расцветки не наши, жар пропитан иными состояниями температур. Монгольский огонь более сочный и золотой. Это полярный огонь из аурократических роз. Именно в нём живут огненные нобили — офицеры света и короли саламандр.

     Экспедиция, пронизанная всеми музыкальными гаммами Розы Ветров, двигается к столице Старого Света — Каракоруму. Мы едем в сторону евразийского полюса, к месту особой концентрации полюса. Старинный маньчжурский компас, изукрашенный грифонами и жар-птицами, показывает только в его сторону. И ветер, прилетая с хархарунского румба, заставляет верблюдов вздрагивать от аурократических розовых запахов восточного полюса. В этой степи ты и сам привыкаешь быть полюсом. Ты открыт всем ветрам, всем дверям небесной сферы, взглядам животных, кочевников, духов, светил и небожителей. Всё бежит к тебе и всё смотрит на тебя, так что не спрятаться — не скрыться. Но если ты утверждаешься в этом суверенном качестве, и волны вихрей, завывания волков и бездные тяги ночного небосклона разбиваются о тебя как о стальную саблю — можно тебя поздравить, мой дорогой — ты сам будешь ось, твоё имя — Полюс. А Полюс не будет бесконечно притягивать и вбирать, слушать и возмущаться. Он будет брать и вторгаться, расширяться и двигаться — так же как те, кто идут к нему: они к тебе — со всех сторон. А ты на них — во все стороны! Имя сему совершенному Полюсу — Чингисхан. А Ставка его, центр, откуда он организовывал экспансию по горизонтальному полотну континента — Хархарун (Каракорум). Она же — геополитическая столица Стихии Суши. Я увидел этот город в глубине долины под отрогами снежных гор, глядя с вершины и с вышины верблюда. Верблюд шёл и качался по высоте, как корабль благородства, словно плавный и изящный Лебедь Пустыни.

     Пустыня Гоби смотрела на караван мёртвыми глазами. Америка кончилась, мы падали в шахты русского мифа, американский ковбойский миф стремительно уступал место инициатическим сказкам русских героических путешественников. А уже через эти, заколоченные в душе каждого русского человека, тайные уставы били жестокие инвазии ещё более глубинных ориенталистских архетипов. Мне живо представился худой и злой парень по фамилии Гумилёв, бредущий на абиссинском верблюде вдоль Тигрэ с итальянским трофейным ружьём на плече. Он напевал то же, что и я, глядя с верблюда в бинокль на Хархарун.

     "Я пробрался вглубь неизвестных стран,

      Восемьдесят дней шел мой караван;

      Цепи грозных гор, лес, а иногда

      Странные вдали чьи-то города,

      И не раз из них в тишине ночной

      В лагерь долетал непонятный вой.

      Мы рубили лес, мы копали рвы,

      Вечерами к нам подходили львы.

      Но трусливых душ не было меж нас,

      Мы стреляли в них, целясь между глаз."

     Маньчжурский компас показывал на Каракорум. Боже, братья мои, станьте звёздами! Станьте Полюсами! Пусть все компасы мира тянутся к вам, как послушные собаки! Верблюды, более чувствительные к звуковым, цветовым и носовым качествам ветряных стихий, иногда от резкой смены обонятельной палитры просто сходили с ума. Тогда с ними не могли справиться погонщики. В один из таких драматических моментов монгольские поводыри просто бросили своё дело и покинули караван. Но не все — двое остались и бились с ветряно-верблюжьим хаосом вместе с нами. Потому что, наглотавшись особых ветряных частот, горбатые корабли устроили экспедиции только им понятную катавасию. Три верблюда, неосёдланные и необъезженные, оставленные погонщиками, напали на нашу вереницу и просто-таки запутали её в верёвках, едва не переломав кости людям и своим же верблюдам. Только мужество калмыцких верблюдовожатых спасло дело. Бичами они отогнали полудиких зверей, а прирученных криками "Цок!" посадили на землю.