Газета Завтра 843 (2 2010) - [35]

     "В храме, конечно, первым встретил Петра. Он ласково: "Ну как, пишете?" Я махнул рукой: "Какое там. Дом надо к зиме подготовить, машину. Сегодня из печек золу выгребал..." И поделился печалью, что один я в лугах остался. Иных уж нет, а те — далече... Осень! Тленом пахнет! Петр бодро возразил: "Ну, весна придет". Я опять не согласился: "Еще зиму надо пережить. В любом случае Борисоглебское лето закончилось, наступила Борисоглебская осень..." Мол, другая эпоха жизни началась..."

     О ком бы ни писал Сергей Щербаков: о родных и близких, о своей "зырянской лайке" по кличке "Малыш", об участниках "иринарховского" крестного хода, о своем друге, борисоглебском поэте Константине Васильеве (тезке и однофамильце знаменитого художника), о деревенских соседях или о насельниках Ростовского Борисоглебского мужского монастыря, — всё это больше похоже не на традиционную художественную прозу, а на исповедь автора перед читателем. А уж принимать или не принимать её — каждый решает сам для себя.

     "Я ведь никогда не пишу того, чего не было", — вскользь говорит о себе писатель. И еще одна самохарактеристика (на фоне уже упомянутого выше друга, поэта Константина Васильева): "Мы с женой славянофилы, почвенники православные, а он — либерал, декадент, западник". Ну, и носятся столичные славянофилы-почвенники с провинциальным либералом-западником, от запоев спасают, к Богу пытаются привести... Жизнь. Наяву и во снах...

     "Приснилось в Старове. Владыка Евстафий подводит меня в храме к архиерею, облаченному в сияющие ризы, и представляет: "Владыка Сергий, вот Сергей Антонович". Тот благословляет и подаёт руку. Я склонился, поцеловал её, и вдруг он крепко прижал руку к моему лбу, склоняет еще ниже и говорит: "Смиряйся. Повторяй: я телеграф". Проснулся, и сердце подсказало: владыка Сергий внушал мне про писательство моё. Мол, повторяй про себя: я телеграф, я телеграф, — и никогда не возгордишься...

     Владыка Сергий очень похож на преподобного Сергия с образа, пред которым я всегда стою в храме. Но почему владыка? Ведь на земле он был игуменом? То-то и оно, что на земле. А на небесах преподобный Сергий владыка из владык...

     Встал я, попил воды, постарался запомнить этот сон и снова лёг. И увидел продолжение. Владыки Сергия уже нет, и я хочу подойти под благословние к владыке Евстафию, а служка не пускает. Рассердился я: мол, кто ты такой по сравнению со мной, православным писателем Сергеем Щербаковым, и тут владыка Евстафий красноречиво глянул на меня. И я прочитал в его взгляде: "Только что сам Сергий внушал тебе, а ты..." Поспешно принялся я повторять: "Ну да, я телеграф... я телеграф..."

     Сами понимаете, никакого отношения слово "телеграф" к нынешней телевизионной знати не имеет, тамошние "телеграфы" и "телеграфини" — люди совсем иного склада, чем автор "Борисоглебской осени". А вот понимание себя как некоего специального передающего устройства "оттуда сюда" и "отсюда туда" у каждого человека искусства, по-моему, обязано присутствовать. Хотя бы в самой минимальной степени. Потому что кому много дано — с того много и спрашивается.

Эрнест Султанов ТРИБУННЫЕ ВОЙНЫ

Эрнест Султанов

ТРИБУННЫЕ ВОЙНЫ

      Армия и бизнес не могут в одиночку завоевать новые территории. Для избегания ненужных потерь при высадке десанта или покупке местных активов нужны психо-археологические исследования разведчиков, первопроходцев, странствующих дервишей. В качестве такого разведчика выступает Эрнест Султанов в своей книге донесений "Записки оккупанта из Италии". После занятий ботаникой в Латинской Америке и изучения арабского фольклора автор был отправлен с "суворовской миссией" через Альпы. Результатом этого похода стал новый "Анабасис", призванный расширить географический кругозор возрождающейся Империи. В книге рассказывается о том, как и за счет кого создавалась Италия, о новых варварах и о трансформации под их влиянием священных праздников, о попытке Берлускони стать вторым Муссолини, а также о стадионных особенностях итальянской географии. Здесь приводится отрывок, посвященный аренным битвам, позволяющим увидеть одно из последних проявлений "живой жизни" в Италии.

     Стадион — это поле военных действий. Агрессор может быть из твоего же города или провинции, тогда это дерби превращается в сражение Монтекки vs Капулетти. Это может быть крейсер "Варяг", подвергающийся натиску крупной вражеской флотилии. Иногда игра становится поводом для столкновения "Белой" и "Алой" розы — когда сталкиваются болельщики со свастикой и Че Геварой. Трибуны превращаются в Брестскую крепость во время битвы за выживание "родной" команды в Высшей Лиге.

      АРЕНА "БЕНТЕГОДИ" (ВЕРОНА)

     Стадион с козырьком, зелеными пластиковыми сиденьями и жителями веронского района "Кьево", приходящими на домашний матч с не меньшим предвкушением, чем обладатели ВИП-мест в веронской оперной арене на гала-концерт с Пласидо Доминго. Болельщики "Кьево" — одни из самых счастливых на земле. На вопрос "У нас в квартире газ, а у вас?" — они могут с очень уверенным спокойствием ответить: "наша районная команда играет в высшей лиге итальянского чемпионата". А потом за ужином жаловаться, что в этом году "была напряженная игра с Миланом", или "Интеру повезло", или "Юве, как всегда, подсуживали", или "может, слетать в Рим, поболеть за наших?" Для жителя района небольшого города Северной Италии — это круто, тем более что команда каждый год упорно не дает себя выкинуть из Высшей лиги. Есть еще что-то ядерно-энергетическое, когда несколько человек "с района" оказываются на гостевой трибуне одной из главных футбольных сцен Италии, чтобы противостоять многотысячному зверю хозяйской "тифозерии".