Газета Завтра 840 (52/2009) - [34]

Ты, дорогой наш батюшка, научил нас своей судьбой, своей жизнью — жаркой Любовью к Богу и людям, увидеть, распознать свою бесконечно сложную и бесконечно прекрасную эпоху. Узнать и полюбить тех, кто был рядом с тобой, кто взрастил и воспитал тебя. Понять ту породу, ту стать — достойную и смиренную, что сделала тебя настоящим монахом и великим регентом.

Где же те, достойные и смиренные, пребывают? Кто они?

Конечно, первые — род: семья. Родившись в 37-м, ты уже не застал обоих дедушек, погибших за веру. Во время войны был мальчиком, видел и запомнил слезы и молитвы овдовевшей матери и бабушки, потерявшей, кроме мужа, ещё четырёх сыновей. Это они, безграмотные казачки — первые! научили тебя любить и понимать Церковь и богослужение, уметь слушать музыку, быть милостивым и внимательным к людям.

Вторые — дух: преподаватели, наставники alma mater, лаврское монашество. В семинарии в Ставрополе, в академии в Загорске ты взрастал в окружении великих и поистине святых людей — старцев, чьи имена уже давно и прочно вошли в историю Русской Православной Церкви. Такое было время: преподавать в Семинарии — значит, стоять в вере, стоять в вере — значит, быть святым.

И, наконец, третьи — красота и гармония: те, кто сопутствовал в творчестве — вдохновлял и со-творил. Сейчас (пока!) мало кто вспоминает о советском периоде развития церковной музыки — эпохе творчества церковных регентов и композиторов. Тех, которые не покинули, не предали страну в ее горький страшный час, в годы разрухи и голода, в годы обновленчества в Церкви и гонения на верующих; которые пережили или не смогли пережить Отечественную войну, а после — подлые хрущевские времена. А композиторы-то и регенты были, да еще какие: Павел Григорьевич Чесноков, Александр Васильевич Никольский, Николай Семенович Голованов, Александр Александрович Третьяков, Виктор Степанович Комаров, диакон Сергий Зосимович Трубачев …. Это те имена, что сразу пришли на ум, было их гораздо больше — знаменитых, известных и безвестных. Это были удивительные люди, избранные Его, своей жизнью и своим истинно христианским созиданием превзошедшие свое искусство, превратившие его в чудо — торжество духа. Они были гордостью не только России, но и Советской империи. Мы теперь понимаем: они были русской советской церковной элитой. Странно звучит? А между тем, они были русскими людьми, работали на пользу и на славу Советского государства, и молились Богу, приходя на службы в храм. И они были элитой государства, хотя все жили очень скромно, если не сказать — в нищете, вовсе не пользуясь почетом и благами государства. Они были настоящими православными христианами, коих сейчас, увы, мало…

Уходишь, отче. Всё дальше…. Вот и слова, столь пафосными показавшиеся нам в сентябре, становятся уже предопределенными исторически. Скоротечная жизнь не щадит наши переживания, ни на миг не останавливается, быстро бежит дальше, превращая живые горячие слезы в каменные прохладные вехи горькой памяти. Господь все также создает людей: в уста их вдыхает жизнь, в сердце их вкладывает семя таланта, а в душу — зерно любви. Боже, как всегда сложно потом созидать, взращивать любовь души своей, ширить талант свой, а потом, в самый важный момент, удержаться и не упасть в бездну от головокружительной высоты собственного искусства. Так было и будет всегда.

К счастью или к сожалению, духовная музыка на то и духовная, что обнажает "тайники сердца", раскрывает душу и творца, и слушателя. Если бы мы могли ограничиться делением когорты современных духовных композиторов на два исторически и культурологически обусловленных направления: восток и запад (о, это болезненное вечное деление Российской Империи на запад и восток!), то как было бы просто и хорошо! "Западники" и поныне создают мощное тяжеловесное страстное полотно духовной церковной музыки. Конечно, Бах, Гайдн, Моцарт, Бетховен, их яркие последователи современности: Валентин Сильвестров, Арво Пярт — их вдохновители. Современные "славянофилы" отличаются бережным любовным отношением к древнему знаменному распеву и к другим осмогласным старинным распевам. Они внимательно изучают сочинения отечественных композиторов "московской синодальный школы", начиная с середины позапрошлого века. Серьезно и глубоко осмысляют творчество Сергея Ивановича Танеева, Сергея Васильевича Рахманинова, Анатолия Константиновича Лядова, Георгия Васильевича Свиридова, Владимира Ивановича Мартынова….

Какое легкое разделение, но какое ошибочное! При согласном любовном и бережном отношении к музыке и Божиему слову современных церковных композиторов на самом деле, по существу, отличает друг от друга — единственное! — их отношение к Богу, к Храму, к себе. Необыкновенно сложно личности художника достичь духовных вершин своего искусства. Достичь духовной зрелости, прозреть, пасть ниц в глубоком смирении перед величием Создателя, и отдать Ему все, что было когда-то создано в горячем порыве вдохновения. Поэтому и приходится говорить о гораздо более глубокой богословской классификации современных духовных композиторов. Классификации, основанной на состоянии души творца. Кто-то пишет сложную, несколько какофонную элитарную музыку, как ему кажется — для избранных, или вычурнее (изрекает): "и для всех, и ни для кого". Другой наполняет свою музыку искренней страстью, простой мощью светской классики, нежной вольной мелодичностью голосов, заставляет нас заслушаться с открытым ртом, а потом неистово кричать "браво" и "бис". А кто-то, быть может один-единственный пока, вдыхая жизнь в партитуры, предстоит пред нами "беден, одинок и наг" (по-шаламовски), с любовью славит Бога, сострадает Ему в Страстях, рыдает вместе с Матерью у сыновнего креста, и в тихом смирении своем приводит нас к молитве, а не к овациям. Искусство он тем самым низводит, ибо искусство суть порождение души. То, что заставляет молиться — порождение духа (или Духа), здесь искусство остается уже позади.