Газета Завтра 833 (45/2009) - [36]

Грасе д'Орсе сомневался, что его исследования имеют смысл в эпоху, когда вся Европа, уставшая от собственной кровопролитной истории, принялась уничтожать миф, тем самым порывая с собственной историей. Секулярной культуре, возникшей при жизни д'Орсе, было уже не до того, она жила своими, прозаическими и мелкими интересами.

Но вот грянули два события, в единочасье изменившие культурную, политическую, социальную и все другие сферы европейской цивилизации. Первая Мировая война и Великая Октябрьская Революция. Тектонический сдвиг окончательно разрушил символические структуры, и противостояние Кварты и Квинты, продолжающееся и в настоящее время, стало ещё сложнее различить за локальными конфликтами партий, фронд, группировок и т.п. Книга д'Орсе объясняет сложные взаимоотношения внутри символических систем — с азов.

Полагаем, что работы Грасе д'Орсе изрядно помогли западным и русским исследователям информационных технологий опознать традиционное значение употребляемых символов, жестов, слов, влияющих на коллективное мышление и бессознательное. Благодаря их трудам мы, современные люди, не чувствуем себя обделёнными историей в мире, где всё обратилось циркуляцией знаков, указывающих на самоё себя, или в ничто.

1

Андрей Смирнов ПОСЛЕДНИЕ ОКТЯБРЯТА

Петля пристрастия. "Всем доволен" ("Снегири"), 2009.

Издательский анонс гласит: "После невероятно успешной "Кассиопеи", попавшей летом в топы продаж столичных магазинов, пришло время группы более серьезной. Сравнения неспроста — оба коллектива из Минска, и их связывает общий вокалист; на этом общие места заканчиваются". Насчёт серьёзности готов поспорить, но то, что минские команды связывает только фронтмен Илья Черепко-Самохвалов — факт.

Полюса отзывов — резкость одного андеграундного деятеля ("детский сад") и восторг обозревателя "Афиши" ("лучшая рок-пластинка года"), что вполне оправданно для обсуждаемого явления.

"Всем доволен" с умильным чебурашкой на обложке — не безупречное, но броское полотно мрачных образов, экспрессивных выпадов, пограничных состояний.

Будущий соавтор "Кино" Алексей Рыбин, описывая знакомство с Цоем, несколько удивился неоригинальному ответу того на вопрос о любимой группе: "The Beatles". Целые поколения сверяли свои музыкальные вкусы по ливерпульской четвёрке, пускай иногда такой ответ был сродни ситуации — не знаешь, кто любимый поэт, говори — Пушкин.

Поколение меломанов и музыкантов девяностых во многом сформировано иной музыкой. Значительный процент назовёт в качестве важной и определяющей легенду пост-панка "Joy Division". При этом сегодня нередко звучит разочарование при столкновении своего очень личного сопереживания со вселенной поклонников. Соответственно, и музыки, вышедшей из холодного вокала и сценических "эпилептических припадков" Яна Кёртиса, атмосферной гитары Бернарда Альбрехта и выпуклой ритм-секции, предостаточно. Сюда же можно присовокупить энное количество групп разной степени "значения и величия" от "Bauhaus" до "The Cure".

Депрессивная харизматичность пост-панка оказалась очень созвучна нашему времени. Можно сказать, что ныне уже не просто музыкальный стиль, но целый культурный язык.

У "Петли" ещё ощутима перекличка с группами так называемого пост-панка новой формации (или post-punk-revival) — "Interpol", "Editors". Но для всей "сверхновой волны", несмотря на осязаемую техничность и точность, характерна некоторая культурная субтильность, особенно заметная на фоне могучих основоположников.

Белорусы, действующие на актуальной музыкальной территории, не пренебрегают отечественным наследием. Здесь имеются интонации "Кино", кое-где отголоски "Гражданской обороны" и "Аукцыона", в той пропорции, когда удаётся найти себя через опыт былых героев.

Наконец, как водится, у наших, в широком смысле, групп, важен контекст.

Вспоминается культовый литературный проект "Последние пионеры", в котором были представлено творчество поколения, что, сойдя со школьной или институтской скамьи, оказалось под паровым катком девяностых, с тотальной переоценкой всех ценностей.

По аналогии с "пионерами" Черепко-Самохвалов со товарищи — это последние октябрята. Если "пионеры" могут говорить о потерянных идеалах, то сегодняшние тридцатилетние вышли во взрослый мир фактически во время "войны", без проводников и учителей, полагаясь на собственные силы и обучаясь на ходу. Здесь очень редко звучит — "мы", если только в варианте "я и друзья, товарищи".

Спокойная минская прописка тут ни при чём, глобальный мир вторгается, заставляет делать выбор — сдаться или найти некий собственный, пусть даже неуклюжий ответ.

Действительно, "неловко быть раненым в ж… в мире пляшущих людей".

Отказавшиеся от компромисса — это не "потерянные поколение", скорее это "лишние люди", которых не берут ни в космонавты, ни в социологические опросы. И если опросы им, скорее всего, действительно побоку, то дверь в космос оказалась плотно закрытой. "Хотелось полмира — хватило на велосипед".

"Вариантов ноль" — это еще хуже, чем "околоноля". Живая мятежная реальность вытесняется её плоским представлением, страсти дискриминируются в угоду сомнительной норме.