Газета Завтра 830 (42/2009) - [11]

В 1969 году (то есть через девять лет после письма литературоведов) Бахтин при очевидной поддержке Андропова переехал из Саранска в Москву. Так ведь? И что? Нет никакой связи между письмом 1960 года, не повлекшим никаких последствий для подписантов, и особым интересом Андропова к Бахтину?

Конечно, можно игнорировать неизбежность такой (очень тонкой) связи. Но лишь при большом желании. И игнорируя привходящие обстоятельства. Как очевидные, так и иные.

Ишь ты, тайные партии! ("Русская", "еврейская" etc). Партия, к вашему сведению, была, во-первых, одна. И, во-вторых - явная, а не тайная. Называлась она, между прочим, КПСС. Конкурентов на дух не выносила. И потому тайные партии - кто не в курсе - сотворялись par excellence на Лубянке. Байгушев говорит, что еще и в Общем отделе ЦК КПСС… Ему виднее. Но лишь с учетом этого суждения (и амбиций ряда других спецведомств) я говорю о том, что тайные партии сотворялись на Лубянке par excellence. В противном случае я сказал бы, что они сотворялись ТОЛЬКО на Лубянке.

Но не всё же сотворялось там! Ох, не всё!

В середине 80-х годов я, молодой театральный режиссёр, удостоился посещения некоего литературного мэтра. Мэтр этот (занимавшийся вовсе не драматургией) изрек: "Приличным людям очень нравится авангардистский стиль Вашего театра. Но у них возникают вопросы к его репертуару".

На мое изумление ("Какие еще вопросы, у кого?") мэтр дал развернутый ответ: "Если рассмотреть каждый отдельный элемент Вашего репертуара, то вопросов нет. Пушкин, "Борис Годунов" - какие могут быть вопросы? Или Достоевский, "Записки из подполья"… А вот если начать собирать все элементы воедино и анализировать тенденцию, то вопросы возникают ко всему. Пушкин сам по себе - это одно. А когда сначала Пушкин, потом Достоевский, потом Шукшин… ну, ладно еще Шукшин… потом Бондарев и Белов - то, как понимаете, есть вопросы".

Далее мне были сделаны предложения по репертуару, которые я отверг. Не потому, что мне не нравились предложения, а потому, что не понравился тон. Да и предложений по поводу того, как вести деятельность в организации, руководителем которой являюсь, - я никогда не принимал. Ни до посещения этого мэтра, ни после.

Никаких особых последствий для меня этот отказ не имел. Мое дальнейшее политическое поведение необратимо подорвало желание "приличных людей" давать мне какие-либо "тактичные советы". Я оказался человеком неприличным - и слава Богу.

Привожу этот эпизод в качестве наглядного примера того, сколь мало надо было сделать для того, чтобы выпасть… не из какой-то там партии, а из размытого (как сказали бы сейчас, диффузного или сетевого) сообщества "приличных людей". Для того, чтобы быть отторгнутыми сообществом "приличных людей" (не тайными партиями, конструируемыми на Лубянке, а этим сообществом), достаточно было не проявить чуткость в формировании репертуара своего театра. Сколь угодно при этом молодежного, авангардистского, нонконформистского и так далее.

Лица, проявлявшие еще меньшую чуткость, выпадали из круга "приличных людей" немедленно. "Приличным людям" очень нужен и мил был Солженицын. Но после того как он сделал несколько нечутких заявлений, - он был выведен из круга "приличных людей" и переведен в разряд не вполне приличных (а впоследствии и из этого разряда выведен тоже). Шафаревич был выведен из круга "приличных людей" совсем резко. Хотя тоже нужен был этому кругу.

Бахтин же из этого круга НИКОГДА НЕ БЫЛ ВЫВЕДЕН. При том, что каждое слово, которое он говорил Кожинову, эхом расходилось по Москве. Да и не только Кожинову он говорил эти свои сокровенные слова о евреях (вспомним слова Пигулевской, концепцию некоего Ордена и т.п.). И не для того он эти слова говорил, чтобы Кожинов их затаивал в своем сердце.

Короче - за сотую долю приведенных Кожиновым слов полагалось немедленно быть выкинутым из круга "приличных людей". Но Бахтин выкинут не был. Значит ли это, что он этих слов не говорил? Нет. Он их говорил. Он их и в 20-е годы говорил, и впоследствии. Так что же это значит? При том, что это по определению ДОЛЖНО ЧТО-ТО ЗНАЧИТЬ.

Тут совершенно недостаточно наличия тесных отношений между Ю.В.Андроповым и М.М.Бахтиным. Во-первых, отношения были не настолько уж и тесные. Во-вторых, никакая тесность отношений с Андроповым сама по себе не могла защитить Бахтина от общественного мнения вообще и от мнения круга "приличных людей" в частности. Быстрое получение прописки и квартиры в Москве (при понятном генезисе подобного чуда) могло скорее дополнительно испортить репутацию Бахтина, как вообще в глазах осведомленных людей, так и в глазах узкого круга так называемых "приличных людей" (которые были более чем осведомлены). Не Андропов был хозяином мнения этих людей. Не Брежнев. Не Суслов. И не все Политбюро в целом. Даже если к нему присовокупить коллегию КГБ и многое другое. Разгадку надо искать не здесь.

И именно от того, найдем мы ее или нет, зависит эффективность усилий, уже затраченных на выявление неявных обстоятельств, неочевидных генезисов, тонкой структуры высказываний, биографических нюансов и прочего.