Газета Завтра 803 (15/2009) - [27]

Парочка свежих коммерсантов: осунувшиеся уныло-хитрые лица с еще тлеющим вольным трепетом удивленно-понурого взгляда. Который постарше — в дорогом кардигане и очках тонкой диоровской оправы, второй — в белоснежном спортивном костюме олимпийской сборной, лет под сорок, натужно улыбается собеседнику.

Рядом с бизнесом примостился крепкий парень с ушлой физиономией. Его пальцы забиты перстнями — это татуировки еще с малолетки, а на выпученном бицепсе, высунувшемся из-под накинутого на плечи пуховика, красуется синяя портачка "Крови нет, всю выпил мент".

— Есть курить?- спросил "олимпийца" тот, который в очках.

— Только "Кент".

— Нам, татарам, лишь бы даром, — с грустной ухмылкой комерс потянулся за сигаретой.

— Ты же не курил, Саныч! Лучше не начинай.

— Выйду, брошу.

— Братуха, я угощусь? — запортаченный парень бесцеремонно сунул синюю клешню в пачку.

— Меня вчера в новую хату перебросили, — сквозь кашель от никотиновой непривычки выдавил Саныч.

— Кто там? — поинтересовался "олимпиец".

— Мэр молодой и грузин, который Кума грузит.

— Так мэр же, говорят, дырявый.

— Поди там, разбери, кто пидор, кто сидор. Живёт не под шконкой, ест со всеми…

— Саныч, ну, ты там поаккуратней, — поморщился "олимпиец".

— Витя, надо было аккуратничать, когда ты бухой по телефону разговаривал, — зашипел побагровевший Саныч.

— Во-первых, фонарь всё это. Ничего не докажут. Во-вторых, сейчас зачем обострять, если назад уже не отыграешь, — спокойно парировал Витя. — Кстати, к вам комиссия заходила?

— Какая?

— По "Матроске" страсбургская комиссия ходит. У нас уже была. Два дурака — один из Лондона, другой из Дублина. И переводчица. Где её только поймали? Правильно переводит только предлоги и местоимения.

— Ну, ты изобразил им Байрона?

— Конечно, девочку отодвинули и минут сорок терли между собой.

— О чем?

— Да о спорте, в основном. Этот, который из Лондона, тоже в Пекине был. То ли Джеймс, то ли Джон, мать его… Вертухаи дергаться начали, испугались, что на условия жалуюсь. Что я, Френкель, что ли?

— Ты бы лучше англичанину рассказал, за что Луговой секретным приказом героя получил, — расплылся улыбкой Саныч.

— Ха-ха, чтобы вообще отсюда никогда не выйти?!

— Просто не было бурбона и телефона, — проворчал подельник.

— Заканчивай, Саныч, по-моему, всё уже решили.

— Парни, а чё говорить, когда к нам эти иностранцы придут? — вмешался в разговор внимательно слушавший их "бескровный". — У нас английского никто не знает. Подскажите: чё как.

— Тебе двух слов хватит, — усмехнулся "олимпиец". — Когда войдут, падаешь на колени, хватаешь оккупанта за штанину и орешь "хелп ми".

— А почему за штанину?

— Ты себя в зеркале видел? За руку схватишь — квалифицируют как нападение и умышленное втягивание России в международный конфликт. В лучшем случае — на карцер уедешь, в худшем…

— Не-е-е… мне на кичу без нужды, — блеснул молодой зэка зачифиренными зубами. — Только вчера оттуда.

— И как там? — с живым интересом встрепенулся Саныч.

— Как обычно. Крысы — свиньи, в первую же ночь в сумку залезли, всю колбасу потравили. Неделю одну сечку с бромом жрал. И, падлы, умные. Молнию расстегнули, даже сумки не погрызли.

Возле решетки, держась худыми пальцами за прутья и стараясь сдерживать напор грузного соседа, жался лысоватый арестант, закаленный "крыткой" интеллигент, давно разменявший отчаянье и страх на равнодушие и озлобленность.

Напротив него, через решетку развалился обрюзгший прапорщик, словно девичью коленку, похабно поглаживая ложе "калашникова".

— Что, старшой, кризис по тебе еще не ударил? — спросил интеллигент у конвоира.

— На тридцать процентов будут сокращать, — угрюмо пробурчал прапор.

— Тебя-то, надеюсь, не уволят, — усмехнулся зэка.

— Никого не уволят, у нас и так пятьдесят процентов недокомплект. Хотя и за эти бабки никто работать не хочет. Что я здесь забыл за двенадцать штук? Вон, омоновцы, меньше чем с десяткой со смены не уходят. А если прием какой-то, так вообще, грабь награбленное.

— Старшой, куда тебе в ОМОН?

— Лучше маленький ТТ, чем большое каратэ, — мент довольно похлопал по автомату. — Можно в пожарку двинуть.

— На пожарах мародерствовать?

— Хе-хе. На даче какого-нибудь олигарха в пылу и дыму буфет подломил — жизнь себе обеспечил, — мечтательно причмокнул прапор.

— Чё стоим так долго?

— Ща, с "девятки" еще двоих загрузят и поедем.

На стенах в "воронках" граффити — явление редкое. Поэтому здесь оно смотрелось словно картина: под громадным репродуктивным органом, выцарапанным гвоздем каким-то дебилом, красивым почерком синего маркера и явно другой рукой была выведена приписка — "вертикаль власти".

Наконец, подтянули зэков с "девятки". Первых двоих с мало что говорящими фамилиями закрыли в соседнюю кишку. Фамилия третьего пассажира ввергла этап в молчаливый ступор.

Довгий! Конвойный шустро открыл дверь стакана, в который прошмыгнула серая тень, прикрывая пакетом лицо от ощетинившихся колючими взглядами клеток. Через мгновение автозак захлебнулся разноголосым ревом проклятий и угроз в адрес бывшего начальника Главного Следственного управления Следственного Комитета ГП РФ.

— Довгий, мразь, узнал меня?! — истерично звенело из глубины "воронка". — Помнишь, я тебе говорил на допросе, что скоро сам будешь баланду хавать?! Тебя, тварь, еще не опустили?!