Газета Завтра 800 (12/2009) - [15]

М.К. Именно так. Выяснилось, что на заводе, который построили 70 лет назад, современный агрегат не построишь. Сломали древние корпуса, возвели абсолютно новые, в которых могут работать станки на абсолютно иных физических принципах, обеспечивающие небывалую точность обработки. Нужны документация для двигателя, чертежи, расчеты. Пришлось создавать при заводе КБ, собирать коллектив конструкторов, оснащать современными компьютерами, суперкомпьютерами с небывалым быстродействием. Выясняется, что одного завода мало, нужна группа заводов. Нужны испытательные стенды. Нужен университет для специалистов нашего профиля. Нужны профильные ПТУ. Связи с иностранцами, хотя наша тематика военная, и я должен бежать от них, как черт от ладана. Ничего подобного. Я должен изучать иностранный опыт, потому что они ушли далеко вперед, пока мы разрушали собственную индустрию. И вот потянулись бесконечные цепочки, увеличивая сферу нашего замысла до того предела, когда кончаются возможности отдельных, пусть самых талантливых энтузиастов, и наступает черед государства.

А.П. Насколько я понимаю, в советское время было все иначе. Существовала могучая, развитая отрасль, и в нее государство спускало заказ. Этот заказ диктовался политическим решением, пониманием театров военных действий. Его формулировала военно-промышленная комиссия, Министерство обороны, и эта формулировка приходила в КБ и на завод. У вас же — прямая противоположность. Родился замысел двигателя, была создана производственная среда, и в этом виде вы вышли на государство. Какой же путь эффективнее? Вы же советский человек?

М.К. Изменился тип деятельности инженера, когда он сидел на отведенной ему делянке и только генерировал идеи в пределах жестко заданной темы. Это тебе истребители, это тебе бомбардировщики, это палубная авиация, это транспорты. А потом всё сломалось. И возникла свобода выбора. И в этой свободе — при том, что ресурсы были резко ограничены, индустрия разрушилась, государство устранилось, — мне как конструктору удалось сделать вдвое больше, чем за все советское время. Видимо, жестокие условия заставляют бороться за выживание. В этой борьбе, спасая голодные коллективы, мы строили у себя хлебные заводики, чтобы хлеб был дешевле. Мы раздавали рабочим талоны, чтобы они ели на производстве, а не экономили деньги на еде и не падали в голодные обмороки. А потом мы включились в бешеную работу, и за минимальные сроки создавали такое, что раньше и не снилось.

А.П. А может случиться, что ваш уникальный двигатель для истребителя пятого поколения оказался созданным в недрах пацифистского государства, которому вообще не нужна армия?

М.К. Пацифистских государств не бывает. Если оно пацифистское, его не будет через неделю. Мир, в котором мы живем, очень жесткий, полон военных вызовов.

А.П. Год назад я слушал выступление Сергея Иванова, в котором он обещал через год наполнить полки истребителями МиГ-35. Этих полков нет.

М.К. Не хочу обсуждать тему Сергея Иванова. Пусть ее обсуждает Президент. На сегодняшний день такой двигатель создан. Он летает. Создано соответствующее производство, предназначенное для серийного выпуска. Создан уникальный коллектив разработчиков и рабочих, и создана вся аура, окружающая этот проект. Остальное — за государством.

А.П. Я узнал от вас уникальную вещь. По существу, мы имеем дело с абсолютно новым типом проектности, отличной от советской. Советы были сильны своей проектностью. Они затевали огромные проекты, наполняли их всеми имеющимися в их распоряжении ресурсами, реализовывали и меняли страну и весь мир. В этих проектах шло движение от большого к малому, от общего к частному. Например, от задачи завоевать воздушное пространство в будущей мировой войне к созданию двигателя для такого, побеждающего самолета. У вас же вначале замыслился двигатель, а потом из него вырос весь грандиозный проект. Можно защитить диссертацию по созданию двигателя нового поколения, а можно защитить диссертацию на тему, как в нынешних условиях может развиваться новая русская цивилизация. Возник замысел нового двигателя, а вокруг этого двигателя возникла новая страна.

М.К. Фактически так оно и есть. Я люблю мою страну, хочу в ней жить, хочу, чтобы она процветала. Я знаю, каких вершин достигла Германия в тридцатые годы, и как ее разгромили дотла. Я знаю, каких технологических высот достигла Япония, и как ее опрокинули. Я знаю, что сделали с Советским Союзом, и как мало осталось от его технологического могущества. Я не могу с этим примириться. То, чем располагает сегодня Российская армия, должно немедленно усилиться, в том числе и авиация. Двадцать лет мы стояли на месте, теперь предстоит рывок. Невзирая на кризис.

А.П. У вас есть видение России к середине этого века?

М.К. Нет. Я размышляю над этим. Многое меня тревожит. Мой прогноз не безоблачный. Беда в том, что мы до сих пор не перешли к мощному движению вперед, в то время как мир и наши ближайшие соседи развиваются с огромной скоростью. Как сохранить самостоятельность, если я не могу купить свой станок, если их самолеты летают быстрее, а пушки стреляют точнее. Я не уверен, что мы единый народ, что нас не ждет расчленение. Я смотрю телевидение, и мне кажется, что оно вещает для какого-то другого, уже поселившегося в России народа. Когда вы в последний раз слышали русскую песню? Зачем мне показывают ювелирные магазины на Манхэттене? Какое мне дело до того, сколько раз была замужем голливудская звезда? Где на экране русский человек-созидатель? Где добро, красота, подвиг, устремленность ввысь, а не вниз? Меня это подавляет, как и многих моих товарищей. А ведь в России живут удивительные люди, творятся дивные дела. Одно из них — создание нашего производства. С какой стати, по какому наитию нашелся человек, который в разоренном городе, на обломках цивилизации построил не казино, не игорный дом, а ультрасовременное предприятие, определяющее будущее России? Это чудо. Русское Чудо, на которое я уповаю, думая о будущем России. Создание мотора — это схватка за будущее.