Газета Завтра 769 (33 2008) - [35]

А.П. Если проект Развития не блеф, то он предполагает, по крайней мере, две дефиниции. Необходимо определение состояния того, где мы сейчас находимся, "пункта А". Этого до сих пор не было сделано в стране. Нет картины мира, реальность не зафиксирована. И второе, нет образа будущего, "пункта Б", представлений о той реальности, куда предстоит передвинуть страну. Это еще более сложная задача. Если Развитие — не спекуляция и не предвыборная риторика, то конечно, у власти появляется гигантский запас, сравнимый и с Лос-Аламосом, и с космическим проектом.

А.А. Возможно, в вашем вопросе есть некое преувеличение роли власти. Есть еще миллионы людей со своими страстями и мотивациями — то, что называется нацией. В 90-е годы, например, влияние руководителя отраслевого министра на события в отрасли не превышало 10%. На излете советской эпохи роль отдельных министров вообще не просматривалась. И сегодня, если взять статистику исполнений решений президента Путина, то и она не превышает десятой части. Самоорганизация страны везде и всегда имеет место. Она порождает массу неожиданных, непросчитанных ходов, некоторые из которых спасительны. Из этого получается исторический прогресс, а иногда и катастрофы.

Но, конечно, власть, обладая даже 10% влияния на массив принятия решений, может потратить этот ресурс самоорганизации бездарно, а может сверхэффективно. Поэтому вопрос состоит не в том, за Развитие ли власть, или же не за Развитие, а лишь за стабильность. Весь мир сейчас не знает, что будет дальше. Столь велик масштаб вызовов.

Под Развитием, опять же, можно понимать несколько крупных проектов. Соорудить мост через реку. Или построить вторую или третью колею на всех железных дорогах. Но это понимание не стратегическое. Интересы отдельной корпорации — это не всегда интересы страны. Можно построить несколько десятков ГЭС — но это будет линейным развитием. А ведь ГЭС могут и не понадобиться. Какой толк строить их, если через десяток лет ценность будет совершенно в другом?

Власть боится не того, что средства разворуют. Она боится неизвестности впереди. Есть и вторая ловушка — власть хочет Развития, но чтобы оно шло под контролем. Но на одной поляне с нами ведут свою игру другие игроки, которые играют совершенно по-другому. А мы выходим на такие игры либо с романтизмом 90-х, либо с прожженным административным патернализмом

А.П. С помощью высоколобых ученых, которые концентрируются в западных школах, во многом западный мир вошел в нынешнее катастрофическое состояние. Каждая их победа странным образом оборачивается поражением. В этом есть какая-то космическая загадка. Хочется вырваться из этой воронки, чтобы не участвовать в мировом самопоедании. Может быть, русский проект представляет эту альтернативу Западу? И русское Развитие — это в первую очередь развитие русской альтернативы?

А.А. Русская наука, как органическая и весьма достойная часть мировой культуры, действительно стоит как-то обособленно. Хотя посчитайте, сколько россиян сейчас в ведущих научных центрах и фирмах Запада занимается наукой. То, что на Западе не удержали под контролем многие процессы, — это как раз понятно. Как можно удержать, если вся эта система, по сути, колониальна, если вся она зависит от перераспределения ресурсов? Но помимо этого, мир сейчас стал фантастически сложен сам по себе. И возможности человека влиять на него в мировом масштабе всегда наталкиваются на то, что в мире вдруг появляется какой-нибудь "непросчитываемый" ХАМАС. Идет рост катастрофичности. Все системы бытия социума стали сложнее. Технические системы усложнились. Все человечество проходит фазовый переход. Управлять таким миром предельно сложно. У миллиардов людей — собственная воля, мотивация, представления о справедливости. Как мины, в этом мире заложены желания мести не только в "провалившихся территориях", но и в тех, кто проиграл в мировых войнах. Час расплаты может для каждого прийти по-своему. И, наконец, как может человек управлять чем-то большим, пока он в себе всё не исправит?

А.П. Не может ли здесь на первый план выйти категория чуда как способа влияния на исторический процесс без знаний рациональных технологий?

А.А. Технология чуда уже давно введена в оборот. Это стратегия "один в поле воин", когда один разведчик мог своей информацией влиять на передвижение дивизий. Это логика асимметричных ответов. Это технологии непрямых действий. Всё это активно разрабатывается, в том числе в футурологии.

А.П. Но это и технология молитв. Упование на чудо совершается всем народом и может привести в действие скрытые механизмы управления миром, не связанных с рациональным постижением.

А.А. Совершенно верно. Принцип неопределенности Гейзенберга свидетельствует примерно о том же. Мы всего не знаем никогда. Всегда приходится "действовать по обстоятельствам", как говорится в армии. А чтобы не ошибиться, требуются внутренний настрой, внутренняя гармония в человеке, принимающем решение. Либо он входит в резонанс с системами, наполняет себя большими началами. Либо он проигрывает.

Русская национальная идея связана с чудом. В русском народе господствует безусловная солидарность с тем, кто верит в чудо на архетипическом уровне. Если вы уверены, что идете на благое дело, твердо веруя, что Господь благословил, то у вас нет преград. Это доказала вся история России, вплоть до Великой Отечественной войны. Кто выбивается из подобного архетипа, становится изгоем. Архетипической фигурой здесь является "товарищ Сухов". Это пример смирения, неназойливости, невылезания на рожон и при этом профессионального отношения к делу, когда приказ выполняется до конца. И в итоге Сухов побеждает. А Петька и Верещагин представляют другие линии поведения — и они погибают.