Газета Завтра 767 (31 2008) - [25]

В.П. Не исключено, что и президент Борис Ельцин, и иже с ним на самом деле верили, что путь в рынок очень скоро сбалансирует экономику и повысит уровень жизни большинства граждан. Благими ли намерениями они руководствовались — можно спорить. Но совершенно очевидно: государство и все, чье благополучие с ним связано, в ходе реформ осознанно приносились в жертву капиталу.

Курс на построение рынка любой ценой не только сломал систему управления в экономике, но и целиком поменял правила взаимоотношений государства и субъектов экономической деятельности. Поменял с превеликим ущербом для бюджета.

Отказавшись от монополии на производство и торговлю спиртным и табаком, государство потеряло колоссальные доходы. Был отменен налог с оборота, вместо него ввели налог на добавленную стоимость, ставка которого была очень высокой — 28%, поэтому многие юридические лица уклонялись от уплаты этого налога. В стране не преследовались махинации по обналичиванию денег через фирмы-однодневки. Не запрещался государством и бартер — обмен товара на товар, при котором налоги не уплачивались. Сбором всех налогов вменили заниматься созданной налоговой инспекции. Ее служащие без всякого фискального опыта получали планы по изыманию денег, но не имели стимулов к их выполнению. У сборщиков налогов со скромной, не увязанной с суммой сбора зарплатой, при наличии "черных" наличных денег в стране очень часто возникали соблазны использовать налогоплательщиков на пользу себе, а не казне. Налоговая система России много раз перестраивалась и перестраивается до сих пор, но эффективной её назвать трудно.

В девяностые годы проблемы с поступлениями налогов создавали большие трудности с наполнением бюджета. Тем не менее, я не могу не отметить, что налоговая инспекция уже в первые годы реформ сумела упорядочить свою работу гораздо лучше, чем таможня. Через границу вал импорта проходил как сквозь решето — казна получала мизер из возможных таможенных пошлин. Приватизация государственной собственности: не только ваучерная, но и денежная, — думаю, всем известно, была халявной и на наполнение казны мало влияла. Дефицит бюджета — процентов на 25-30 — покрывался в основном за счет займов: внешних и внутренних.

Приоритеты при распределении бюджета с приходом в Минфин очередного нового министра иногда менялись. Но незначительно. Главное было — не допустить снижения уровня сложившихся зарплат, пособий, пенсий, стипендий и обеспечить выплаты образовывавшихся из года в год долгов по ним. Вопрос о каких-то капитальных вложениях из бюджета за мою бытность в Минфине вообще не возникал — нечем было закрывать сиюминутные плановые выплаты. Правда, в 1994-м нам удалось отцепить от общих бюджетных расходов Дорожный фонд. В него, конечно, иногда залезали. Но именно самостоятельность фонда позволила не парализовать движение на шоссейных дорогах. Они при возраставшем, как на дрожжах, автомобильном парке всё-таки кое-как ремонтировались.

Теперь об установках, которые Минфин получал от высшей власти. На втором году реформ на заседании Совета безопасности был определен процент расходов от валового внутреннего продукта на Министерство обороны, и сокращать этот процент не разрешалось. Доля же расходов на остальных получателей бюджета могла быть большей или меньшей — что Минфин имел, то и делил между всеми. По своему усмотрению и с согласия премьер-министра Черномырдина. Он во всё пытался врубиться. Кремль же в лице президента Бориса Ельцина и его официальных помощников влияния на оперативную бюджетную политику практически не оказывал. У Бориса Николаевича была аллергия на финансовые вопросы. Доклады на эти темы им переносились с трудом: не царское это, понимаешь ли, дело — вникать в "дебит с кредитом". Так что указаний на предмет — кого-то из состоящих на службе у государства довести до ручки, а кого-то облагодетельствовать из бюджета, Минфин при Ельцине не получал. Мы имели запросы потребностей получателей казны и распределяли её скромные средства по её же возможностям с соблюдением правил социальной справедливости: чьи плоды более ценны, тому чуть больший кусочек казенного пирога.

Н.А. Через два года реформ Ельцина-Гайдара, в 1993-м, — против них восстал парламент. Его расстреляли из танков. Но в последующие годы из-за всевозрастающей нищеты большинства Кремль и Дом правительства жили в обстановке постоянной ненависти к ним. Их безопасность и, соответственно, сохранение курса реформ обеспечивали государственные спецслужбы. Им за преданность высшей власти, за надежность её охраны выделялось из бюджета тайной какой-то его статьей солидно-пресолидные суммы?

В.П. Возвращусь к ранее сказанному. Доходы казны распределялись по справедливости: каждому — минимум возможного. Силовые ведомства: и Минобороны, и Министерство внутренних дел, и Генпрокуратура, — выделенным им из бюджета минимумом не желали и не могли довольствоваться. Ради того, чтобы сохранить материально бедствовавшие свои кадры, они засылали в Минфин ходоков — выбить дополнительное финансирование. Ходоков же от Службы безопасности президента, от Федеральной службы охраны и от Федеральной службы безопасности мне встречать не приходилось. Вероятно, все названные службы имели свое особое, внебюджетное финансирование.