Газета Завтра 603 (24 2005) - [25]

Надо сказать, что не столько вид из любого окна Инги, сколько вид в ее окно подкрепляет оптимизм: есть, что посмотреть, что облюбовать даже самому взыскательному вкусу. Оптимизм хозяйки, прямо скажет имеющий глаза да увидевший, не беспочвенен, не на пустом месте расцветает.

Собственно, вид из окон тоже неплох: из квартиры открывается на центральный городской сквер, на даче увидишь из окна и лес, и луга, и речку. И везде такая гармония, такой покой, тишина, несуетность... Раньше было значительно хуже. Во-первых, недалеко от дома находилась школа, которую закончила и сама Инга, и крики ребятни не могли не раздражать. Но сейчас, слава богу, количество школьников значительно уменьшилось, поэтому школу объединили с соседней, куда перевели всех учеников, дети учатся в две смены, а здание отдали солидной фирме, наведшей порядок, оградившей свою территорию, где, конечно, никто не бегает и не кричит. Это очень хорошо. У Инги есть сын-школьник. И она, казалось бы, должна быть заинтересована в том, чтобы учебное заведение располагалось рядом и в нем были нормальные условия для работы, а не скученность. Но сын учится в спецшколе с английским и юридическим уклоном. куда его возят на машине.

То же и на даче — значительные изменения к лучшему. Неподалеку находилась молочная ферма подсобного заводского хозяйства. Ну и в ветреную погоду, бывало, надувало запахи, коровы мычали, если паслись на ближайшем лугу. Но вот завод обанкротили, хозяйство распалось еще раньше, от фермы не осталось и следа, от коров тем более. Тоже очень хорошо: и тишина, и свежий воздух. Да и по лугу, раньше густо помеченному ныне отсутствующими коровами, можно ныне погулять, пособирать полевые цветочки, поплести веночки — одним словом, утолить душу романтикой и слиянием с природой.

Инга этими переменами очень довольна. Глупости, что с закрытием заводов и сельхозпредприятий хуже людям стало. Инге — гораздо лучше: и кушать она стала значительно разнообразнее, и товары покупать чаще и качественнее. Просто работать надо, а не на печи лежать. Она тоже любит поспать, но встает и идет на работу в обладминистрацию, куда сразу после института устроилась по папиной протекции. Тогда это был райком. Когда начались перемены, Инга хотела уйти в частную фирму, образованную отцом, но он заставил ее работать при власти, что было в интересах семьи. Эти интересы Инга блюдет неукоснительно, достаток клана растет.

Отец любит вспоминать свое голодное детство, показывая на ноги: вот этими босыми пятками пылил от родной глухой деревеньки до соседнего села, где была школа. Жили в мазанке из кизяка в России, которую и потеряла Инга и о которой печалится. Кизячные отцовские хоромы давно разрушены (злодеи-совки-разрушители, одним словом), на том месте в деревне был построен клуб. Сейчас, правда, нет ни той школы, ни клуба. Поступил отец в ФЗУ. Затем сделал прекрасную карьеру, и перестройку встретил при производстве, связях и развязанных руках. В итоге семья стала если не самой богатой в области, но далеко не бедной. Сын помогает отцу вести дела фирмы, преобразованной из крупного производства, дочь блюдет интересы семьи в администрации: благодаря инсайдерской информации они хорошо играли на рынке и расширили свое влияние в областной промышленности и торговле.

Придя на работу, Инга первым делом заглядывает в интернет: ей интересно, кто с кем развелся, кто на ком женился, кто у кого в любовниках. И вот как-то залезла и узнала в последних новостях, что в их городе у здания обладминистрации проходит митинг протеста пенсионеров и других льготников. Она изумилась: ничего подобного не видела, когда шла. Но на всякий случай подошла к окну — точно. Стоят, бездельники (и когда успели набежать? Ведь Инга только успела кофе выпить), орут что-то. Не слышно здесь, поскольку на окнах — стеклопакеты. Но плакаты с нереальными требованиями: повышения зарплат, пенсий, возвращение льгот. А денег-то в бюджете нет! Как не понимают? Они с коллегой, секретаршей заместителя первого вице, — возмутились: люди тут работают, а горлопаны пришли, мешают. Секретарша была возмущена тем, что она неделю назад записалась к модному парикмахеру, и вот нельзя из здания выйти — милиция предупреждает, что во избежание инцидентов не выходить на улицу. Негодяи! Конечно, они за своей внешностью не следят, а тут из-за них когда попадешь на стрижку? Инга посочувствовала девчонке, а потом и сама спохватилась: она ведь тоже хотела с мамой пойти на демонстрацию коллекционных шуб, привезенных из Италии. Один день всего их будут показывать и продавать, не попадешь вовремя — все разберут. Она кинулась звонить маме, а та уже даже "скорую" себе вызвала, поскольку узнала об этой манифестации, стала звонить Инге не работу, она не отвечает, мобильник, оставленный в кабинете, тоже молчит, и мама решила, что дочь разорвали на куски кровожадные митингующие пенсионеры, взявшие в кольцо обладминистрацию. Одним словом, мероприятие сорвалось, чего Инга не может простить старикам, поскольку на той выставке тетка из соседнего отдела, которая не пошла, как Инга-дура, сначала на работу, а сразу отправилась на выставку, отхватила таку-ую шубу из рыси!!! Тоже, кстати, раньше разве была бы возможность у нее иметь несколько шуб? Нет. А сейчас — пожалуйста! Жизнь налаживается, у людей, хорошо работающих, как вот вся семья Инги, появляются практически неограниченные возможности. Потому на жизнь, кое-когда омрачаемую уводом из-под носа рысьих шуб, Инга смотрит с обоснованным оптимизмом.