Газета Завтра 595 (16 2005) - [33]

…Прежде про мужика, имевшего лошадь, говорили: справный хозяин. Имеющего жеребца, считали богатеем, к такому деревня ходила на поклон. Безлошадного поминали с жалостью, как пропащего, человека без будущего. Десятки миллионов лошадей были не только в помощь крестьянину, но своим присутствием невольно оживляли, украшали, одухотворяли прекрасную картину русской земли. Рыжие и саврасые, гнедые и каурые, соловые и караковые преданными глазами смотрят на нас из тьмы веков. Как грустно, что редка нынче в заводе лошадь (при добром хозяине за десяток лет можно возродить поголовье ), но еще печальнее, — невосполнимо утрачено уже для нескольких поколений любовное, щемящее сердце земное чувство, коим тешил и строил душу русский мужик.

ПРИЗРАК ОПЕРЫ

ПРИЗРАК ОПЕРЫ

Владимир Бондаренко

Владимир Бондаренко

ПРИЗРАК ОПЕРЫ

Эстетика нового оперного спектакля Большого театра "Дети Розенталя" для меня начиналась с перегороженных подходов к новой сцене, куда и определили на житие-бытие скандальную постановку. С двух сторон, метров за сто от входа в здание, стоят металлические заграждения, в узких проходах по десять человек охраны. Далее кольца охраны у самого здания, на входе в здание, у раздевалок, и равномерно охранники распределены по партеру и всем ярусам, у каждой ложи. Вначале я подумал, может быть, на третий премьерный спектакль решил прийти наш президент, большой любитель экспериментально-либеральной литературы, что он доказал своим парижским приёмом избранных писателей. Спрашиваю у охранников, "Нет — ,говорят, — у нас на каждый спектакль "Дети Розенталя" такая охрана выделена, вдруг кто-то попытается протестовать". Кстати, у основной сцены никакой охраны нет. В фойе свободно, лишь контролерши проверяют билеты.

Вот уже первое противоречие и несогласие с концепцией моего друга Изи Шамира. Не станут путинские охранники так беречь "оружие русского сопротивления". Вот уже и первое доказательство "гламурного авангарда", к которому я отношу и Владимира Сорокина, и Виктора Ерофеева, и Илью Кабакова. Представьте на минуту протестный шум перед зданием, возмущенные крики из толпы, далее представьте, как с ярусов во время действия летят пачки листовок, а кто-то из "Идущих вместе" в матюгальник орёт, перебивая даже бас Валерия Гильманова, поющего партию Мусоргского. Представьте, в антракте в фойе разворачиваются знамёна и плакаты. Как здорово это вписывалось бы в эстетику протестного авангарда, авангарда эпохи Возражения. В стиль бульдозерных выставок и стихотворных манифестов Лёни Губанова у памятника Маяковскому.

Но это не сорокинская эстетика, что никак не могут понять наши разгоряченные патриоты, делая Сорокина чуть ли не знаменем актуального разрушающего искусства. Нет, нет и нет. Неправ Изя Шамир: вся эстетика Владимира Сорокина — это эстетика сытых и избранных служителей мамоны, эстетика путинского гламурного и лицемерного режима. Сорокинская идея избранничества и элитарности, пропагандируемая в романах "Лёд" и "Путь Бро", находит своё развитие и в либретто оперы "Дети Розенталя". Эта идея чрезвычайно близка чубайсовско-грефовской породе людей, всей нынешней путинской чиновной элите. И так же скучна, как скучен сам путинский режим. Нет, это не культурное хулиганство, не беспредельный авангард в духе Могутина или Витухновской, — это всего лишь сытое клонирование культуры девятнадцатого столетия. И в жизни своей, в замкнутом отчужденном от людей мире, Владимир Сорокин окружает себя кукольной реальностью, далёкой от реальности наших дней. Он не левый и не правый экстремал, он давно уже чиновный художник в стиле Шилова, успешно клонирующий в своей прозе стили русских талантливых классиков прошлых столетий. Имитатор во всём — от раннего соц-арта до либретто по мотивам мировых опер девятнадцатого столетия. И хулиганство у него было — имитационное, калоедство в белых перчатках, секс через два презерватива.

Прежде чем пойти на оперу "Дети Розенталя", я внимательно перечитал текст либретто. Никакого бунта и никакого вторжения в русскую черную действительность я там не нашел — типичный клон "Травиаты" или "Кармен". С такой же оперной героиней — девицей легкого поведения, страстно влюбляющейся в героя и гибнущей рядом с ним . Недаром Сорокин перечитал перед написанием "Детей Розенталя" чуть ли не все либретто девятнадцатого столетия. Никакого мата, никакого калоедства он в либретто не допускал, никакого политического хулиганства тоже. Уважительное отношение и к Сталину, и к другим политическим лидерам. Гламурный оперный чиновный мир, который и надо охранять от любой реальной рассерженной толпы.

Немец Розенталь научился дублировать людей, почему-то это не понравилось Гитлеру, и учёный переехал в сталинскую Россию. Там ему было предложено клонировать передовиков производства, стахановцев и прочих рядовых исполнителей великих замыслов. Сам Розенталь мечтает об ином — клонировать гениев из прошлого. Клонировать избранных. И тайком от Сталина он клонирует Чайковского, Мусоргского, Вагнера и Верди… Позже, в 1975 году, он клонирует пятого — Моцарта…