Газета Завтра 592 (13 2005) - [24]

Суверенитет Империи не имеет территории и центра, что позволяет ей контролировать население планеты на элементарном, телесном уровне. Это означает, что эксплуатация трудящихся достигает невиданных ранее масштабов. Теперь капитал претендует уже не просто лишь на восемь часов вашего рабочего дня, но на все время вашей жизни. Картина безрадостная. Тем не менее, утверждают авторы, именно этот факт как раз и является главным поводом для оптимизма, поскольку Империя в процессе своего возникновения готовит и собственного могильщика: "постсовременные массы", новый пролетариат, включающий в себя уже не только промышленный рабочий класс, но множество всех угнетенных и эксплуатируемых. Именно их борьба на протяжении всего ХХ столетия привела к кризису системы национальных государств, вызвав к жизни Империю, последний оборонительный рубеж капитала, ниспровержение которого приведет к установлению абсолютной демократии, т. е. коммунизма. Хардт и Негри не предлагают конкретных форм и рецептов, поскольку, как они справедливо замечают, проблема организации политического действия есть вопрос опыта и практики, а не теоретического размышления.

Выводы Хардта и Негри относительно грядущей мировой революции могут многим показаться поспешными или же недостаточно обоснованными — по этому поводу уже было очень много сказано и написано. Все же одно из достоинств "Империи" представляется несомненным: это возвращение в философию "оптимизма интеллекта", того горизонта утопии, без которого всякая политическая мысль, претендующая называться левой, вряд ли возможна.

ГРАД ЗЕМНОЙ

ГРАД ЗЕМНОЙ

Алексей Лапшин

0

Алексей Лапшин

ГРАД ЗЕМНОЙ

Хотя "Империя" Майкла Хардта и Антонио Негри писалась в последнее десятилетие минувшего века, книга, несомненно, задумывалась как первый фундаментальный труд, анализирующий важнейшие тенденции наступающего столетия с позиций "левой" идеологии. Два интеллектуала, представляющие Новый и Старый свет, попытались окончательно оформить разрыв с традицией западной метафизики. Поскольку для анализа всей книги потребовалось бы слишком много времени, остановимся именно на ее философской составляющей.

Отталкиваясь от богословских концепций Августина Блаженного, Хардт и Негри настаивают на построении града Земного, оторванного от всякой принадлежности ко граду Божьему, давно потерявшего всю свою славу и "легитимность". Если для Августина град Земной есть следствие греха и отпадения от града Божьего, то для авторов "Империи" существование масс на Земле не нуждается ни в каком трансцендентном оправдании. По мнению Хардта и Негри, для того, чтобы стать политическим субъектом, массам не нужно искать средства, находящиеся за пределами их собственной истории и производительной силы. Метафизике противопоставляется материальная религия чувств, освобождающая человеческие сообщества от тотального контроля Империи. Сама империя, согласно Хардту и Негри, является обратной стороной исторической активности масс, подорвавшей все традиционные суверенитеты. Классовая борьба порождает власть и систему регулирования принципиально нового качества. Империя поглощает все внешнее пространство и делает невозможным сопротивление извне. Поэтому, считают Хардт и Негри, необходимо создание контримперии, разрушающей эту систему изнутри. В процессе глобализации люди сбрасывают с себя оковы семьи, нации, религии, но превращаются не в послушных биороботов Империи, а постепенно берут власть в свои руки. Хардт и Негри рассматривают этот процесс как противостояние между метафизическими трансцендентными посредниками (власти капитала и бюрократии) и градом Земным масс, в основе которого лежат труд и кооперация.

Чтобы лучше понять логику этих бесспорно выдающихся интеллектуалов, было бы полезно обратиться к их личным приоритетам в области философии. Показательно, что, анализируя историю европейской мысли Нового времени, авторы "Империи" позитивно оценивают Бенедикта Спинозу и жестко критикуют Рене Декарта. Спиноза важен для них двумя вещами: своей критикой идеи смерти как орудия господства над умами людей и утверждением гуманистического пантеизма, снимающего конфронтацию между субъектами. Декарт, напротив, определяется в "Империи" как реставратор трансцендентного порядка - традиции, враждебной достижениям гуманистической мысли эпохи Возрождения. Одним словом, для Хардта и Негри подлинно революционным является только то, что освобождает человека от груза метафизического и потустороннего. Поэтому Спиноза, упраздняющий границы между Богом и Природой, им близок, а подчеркивающий конечность субъекта Декарт вызывает отторжение.

То, что критика Декарта, философа, обычно причисляемого к родоначальникам модернизма, была предпринята с "левых" позиций, говорит о многом. Опираясь на трагический опыт ХХ века, Хардт и Негри отказываются от любых апелляций к метафизике, поскольку видят в ней источник насилия и тирании. Именно этим объясняется их отрицание государства и нации, выступающих в человеческой истории в качестве "заместителей" трансцендентного.

Логика "Империи" безупречна до тех пор, пока авторы заняты разрушением идолов. Неясности появляются, когда Хардт и Негри начинают доказывать революционность природы масс исключительно материалистическими аргументами. Вместо окончательного разоблачения общих категорий нам предлагается поверить в еще одну абстракцию. Если бы Хардт и Негри говорили о сообществе свободных индивидов, стоящем по ту сторону отживших понятий, или одиноком субъекте, играющем не по правилам системы, последовательность их критики была бы не нарушена. Проблема в том, что, отвергнув метафизические обоснования абстракций, философы отказались поставить в центр политической борьбы личность. Для Хардта и Негри трансцендентность человека не менее опасна, чем трансцендентность Бога. В обоих случаях они видят угрозу возникновения отношений господство-подчинение. Отсюда их достаточно сомнительный идеал слияния в граде Земном человека, природы и техники. (Вспомним еще раз об одобрении авторами "Империи" пантеизма Спинозы и неприятии ими модернизированного монотеизма Декарта.)