Газета Завтра 522 (47 2003) - [30]

С.Д. При возможности выбора между жизнью и смертью самурай всегда выбирает смерть. Слышали, разумеется? По поводу киллерства даже и не знаю, что сказать. Лужков — деньги, власть, госорганы, милиция. Такого не укиллеришь никак. Полутрезвый, редко приходящий в сознание Ельцин терял власть, Лужков её сосредоточивал. Никому не известный застенчивый Путин в лучшие времена собирал 2 процента рейтинга за 2 с половиной месяца до думских выборов. Понятно было, что со мной расправятся. Я говорил в то время Борису Березовскому: "Боря, тебя повесят в первой тройке, а меня в первой десятке". Он отвечал, что с такими пораженческими предчувствованиями не надо бы мне работать. Я же считал, что чем яснее ощущение неминуемого проигрыша, тем отчетливее желание оттянуться напоследок. "Решилась Рассея!"— как говорил купец Ферапонтов у Толстого.

О.Г. Сегодня в ваших речах появился заметный левый крен. Откуда он у вас появился, чем он мотивирован?

С.Д. Потребностью в несвободе. Посмотрите на свою руку. Почему клетка кожи вдруг не обретет свободу и не улетит к чертям в туманность Андромеды? А по пути свободу могли бы обрести молекулы этой клетки, атомы, электроны, фотоны и так далее? Но она сидит в вашей руке, эта клетка. И будет так сидеть до самой смерти. Потому что она несвободна. Она пронизана нескончаемой цепью взаимных обязательств со всеми другими клетками тела. И свобода придет после смерти. Когда мы распадемся произвольное число раз каждым фрагментом.

В обществе также — взаимные обязательства по вертикали и по горизонтали — несвобода и жизнь. Отсутствие каких бы то ни было обязательств — свобода и смерть. Смерть общества в данном случае.

Воля общества к жизни — воля к взаимной ответственности, к взаимным обязательствам. И не надо ждать, что у чиновников и бизнесменов засветятся нимбы над головой. Общество и государство должны создать правила, когда нарушения механически принесут заступившему за черту запрета боль и страдания. Правила эти должны утверждать ответственность государства и сильных, бизнесменов, например, перед слабыми, перед детьми, пенсионерами и больными. Изумительно просто. И работает. В Скандинавии работает, в Канаде и Австралии работает. Страшно сказать, но и в США работает. А в России — нет. С чем это связано, вы не знаете? Может, можно это починить как-то? Вообще, следовало бы также подметить, что правые убеждения везде в Европе и даже в Америке — часто удел малоотесанных персонажей. Образованные люди, университетские круги — сплошь левые в разной степени. Потому что развитые личности не могут не чувствовать потребности компенсировать несправедливость социального дарвинизма правых — этих низколобых, пробивных бесстыжих буржуа.

О.Г. Что для вас, человека, отлученного сегодня от телевидения, представляет понятие "журналистская среда"? В чем она проявляется? На ваш взгляд, чем мотивирована эволюция журналистского сообщества, происшедшая за последние четыре года?

С.Д. Не знаю. Никогда в среде этой не вращался. Журналистика, насколько помню, была партийной, потом клановой. Партийным по духу был Сергей Ломакин, защищавший ГКЧП. И партийным по духу был я, защищавший демократов в 1991-м. Партийность достигла кризиса осенью 93-го. Тогда переступили черту справедливости, морали. Побеждает тот, кто играет без правил, — вот вывод, сделанный осенью 93-го обществом и прессой. Счастье, что я не работал на российских каналах в то время. Пришлось бы ссориться со многими, а я тогда не готов был. Внутренней силы не было. В 1996-м мне повезло уже закономерно — я объявил, что не стану участвовать в крысиных гонках выборов Ельцина и закрыл политическую программу "Версии". И опять работал для американцев. Тогда журналистика понизила категорию и стала клановой. И кланы были за Ельцина. В 99-м опять были кланы. Те же, что и раньше, только между собой передрались. А сейчас кланов нет, есть стайки стихийные. На место богов, титанов и циклопов пришли унылые персонажи без лиц, но с карманами. Прежних журналистов коррумпировали мыслью о власти, о переделе собственности даже. Нынешним суют спокойно пачечки. Свобода и независимость их в том, что они берут у всех. Такая вот эволюция.

О.Г. Некоторые журналисты считают, что определенные моменты стиля и напористости вы позаимствовали у вашего коллеги Александра Невзорова. Как вы относитесь к подобному утверждению?

С.Д. Не знаю, честно говоря. Мне ли судить? Сам я ни одной программы Невзорова не видел, не мог больше пяти секунд — там все время мясо человеческое, ругань. Но по тому, что слышал о нем, сложил некоторое мнение-сомнение, а не некрофил ли он? В хорошем смысле этого слова.

О.Г. Существует мнение, что сегодня на роль "телекиллера" был избран Андрей Караулов. На ваш взгляд, как он справляется со своими обязанностями?

С.Д. Вот тут уж точно никак вам не помогу. Ничего о Караулове не знаю совсем. А что, старик Караулов все еще тянет лямку? В старые времена он делал такое же значительное лицо, как и Киселев. Вот они похожи, слов нет. Один врач-рефлексотерапевт, который ставил мне иголки для похудания, говорил с самым научным видом, что у людей с такими лицами с высокой вероятностью наблюдается хронический запор. Я был так поражен беспощадностью этого теледиагноза, что с тех пор старался при телевыступлениях делать лицо поглупее. Надеюсь, мне это удавалось в полной мере.