Газета Завтра 472 (50 2002) - [4]

Могила в свое время тоже "прописала" чеченского бандита Закаева "на свою жилплощадь" в Лондоне, где она проживает. Обезумевшая бабенка волосы рвет на себе, собирая по Европе пресс-конференции, сочиняет разного рода обращения "к мировой общественности" в защиту головореза Закаева, предавая анафеме всех русских; сколачивает комитеты в защиту "чеченских повстанцев"; собирает подписи "видных деятелей"… Одним словом — братская Могила. Она — душа провокационного "Всемирного конгресса чеченского народа" в Дании и других сборищ чеченских бандитов по всему миру. На ее авторитет ссылаются пособники чеченских убийц в Литве и Польше, Дании и Чехии, Турции и Грузии.

Могила готова внести любой залог, отдать все деньги, только бы вызволить любимого и единственного из тюрьмы, увести от кары за кровавые преступления. Она клялась датским властям, что заберет его домой, в Лондон. И откуда у этих гордых, отважных, мужественных чеченов страсть прятаться в минуту опасности под бабскую юбку? Мне довелось ходить на переговоры с Басаевым в больницу в Буденновске. Разговор состоялся в кабинете врача, превращенном Басаевым в бандитский свинарник. Сидели на захарканном полу под окном, Басаев в страхе озирался по сторонам, он боялся пули, которая, как он говорил, с кривой улыбкой на почти трясущихся губах, может влететь в окно. "Алло! Это Шамиль Басаев?" — "Черномырдин на проводе", — было потом. Наш спецназ готовился к штурму. Басаев это знал и сидел с мокрыми штанами. А вокруг — в кабинете, за открытой дверью в коридорах, на всех этажах и лестницах больницы лежали, сидели на голом полу, стояли, прижавшись к стене, беременные женщины, женщины, прижимавшие к себе своих детей, дети, старухи, молодые красивые девушки в больничных сатиновых халатиках по колено, босые и растрепанные. Они и были той каменной стеной, за которой, спрятавшись под подоконник, сидел он — мужественный чечен Басаев со своими соплеменниками. Открытые нараспашку окна больницы, в которые могли влетать, как в "молоко", пули, Басаев, в буквальном смысле этого слова, заткнул телами женщин с детьми. Он заставил их стоять на подоконниках, кричать: "Не стреляйте!" и махать белыми простынями. А между ног стоявших женщин в оконных проемах таились с автоматами для ведения огня бандиты Басаева.

Я задавал Басаеву вопросы, и было противно смотреть в его глаза, переполненные тем животным страхом, который превращает человека в кучу дерьма. Таких берут голыми руками. Он соглашался на все условия — только бы его отпустили, только бы его не убили, только бы он остался жив. Такого страха, какой я увидел в глазах и на лице Басаева, я нигде и никогда не видывал, хотя прошел войны — Вьетнам, Никарагуа, Кампучия, Афганистан, "Буря в пустыне", Босния… Правда, нечто подобное довелось видеть только на лицах американских солдат и офицеров, взятых иракцами в плен, — мне было разрешено побеседовать с ними. И все-таки страх у них был не в такой животной степени. Когда сегодня я слышу про Ахмеда Закаева и Ванессу Редгрейв, перед глазами возникает Басаев с трясущимися губами, и беременные женщины в проемах окон больницы по всем этажам, а под ними, на корточках, пряча голову — гордый, мужественный чечен с автоматом. Говорили, что Закаев был тогда там, но я его не видел. Мужественный Закаев в то время был лишь подчиненным "отважного" Басаева.

Сам Закаев — актер по образованию и профессии. В Грозненском драматическом театре он в свое время сыграл даже Гамлета. Быть или не быть — вот в чем вопрос. Для Закаева он звучал однозначно: "Быть!" — крови зарезанных и смертям "неверных", быть фугасам на дорогах и взрывам на базарах, быть заложникам в больницах и отрезанным головам, быть работорговле, быть "Норд-Осту", после которого на подмостках посреди Европы, в Копенгагене, был поставлен спектакль с названием "Всемирный конгресс чеченского народа". Режиссером того спектакля не был Закаев, он там опять играл Гамлета, в интервью журналистам продолжая твердить свое — быть!.. Этот же спектакль был повторен в Москве, в гостинице “Космос”, под названием "За прекращение войны и установление мира в Чеченской республике".

Если вокруг спектакля разгорается скандал, он считается удавшимся. Если исполнителя главной роли берут под арест, тут — полный триумф. Со спектаклем "Всемирный…" так и произошло.

Надо признать, роль боевика и главарей всех степеней, вплоть до "командующего" одного из фронтов в Чечне, Закаев играл образцово-показательно. В этом смысле Закаев — это Швыдкой наоборот. Подсаженный в кресло министра культуры, Швыдкой на московском ТВ играет роль затейника-провокатора на тему "русского фашизма". Закаев тоже талдычит по всему миру про "русский фашизм". Переиграв в бандах все роли с переодеванием, Закаев стал министром культуры, как Швыдкой. Лучшего исполнителя замыслов террористки от кино и театра Редгрейв-Могилы найти было невозможно. Террор артист Закаев довел до уровня театрального искусства, до уровня Швыдкого и Шекспира.

Вместе со своей покровительницей, актрисой Ванессой Редгрейв, они в две руки создают новое искусство, как говаривал Петька из кинофильма "Чапаев", "в мировом масштабе". Кто тут кого нашел? Родство душ? Или ЦРУ поженило?